"Аскольд Якубовский. На далекой планете" - читать интересную книгу автора

- ...спать... спать... спать...
Машину не переупрямишь. Старик вздохнул и пошел спать. Робот быстро
превратил его кресло в матрас, над ним соорудил палатку. Старик
зажмурился. И как всегда перед сном, в памяти его прошагали приятные и
неприятные люди. Их было много в его жизни.
- А сколько мне лет? - спросил он, немного гордясь собой. - Робот?
- Двести двадцать один земной год три месяца восемь дней шесть часов
пять секунд восемь терций.
- Спасибо. - "Подумать только, две сотни двадцать один год". Старик
уснуть так и не сумел. Тоска, тоска. Робот ушел, и старик слышал то стук,
то миганье вспышки - робот собирал образцы даже ночью.
Старик иногда вставал, поглядывал на звезды. Или шел к ручью и пил еще.
Но снова возвращался и ложился, теперь уже в траву на спину, чтобы не
очень ныла его поясница. И над ним тяжело горели звезды, вечные.
Старик задремал было. И вдруг снова крик, но теперь уже такой
явственный, что старик сел с поднявшимися волосами.
Ему кричали:
- Я жду-у-у-у!.. Иди-и-и-и!..
Но теперь, когда ото сна голова его посвежела, он понял, что земля
нетерпеливо звала его в себя. Он слышал такое от стариков, они говорили:
это некие мозговые часы. Они включались? И старику остро, до крика: "Я
иду, иду в тебя! Я буду в тебе!" - хотелось лечь и прижаться к земле,
влажной и рыхлой, вмять в нее пальцы рук и ног, как у живогрибов, и войти,
войти в нее.
- Я иду! - пробормотал он. - Я готов.
Земля, серая она или оранжевая, все равно земля. Предки копали ее,
ненавидя и любя. Но есть еще один обряд, его нельзя забыть.
Он вынул из-под рубашки медальон и раскрыл его; Понюхал, потом
вытряхнул землю - родную - в ладонь и растер, размял пальцами и посыпал ею
голову. Затем он порылся в сумке и выпил жидкость из плоского свинцового
флакончика. И лег на чужую оранжевую землю и даже застонал от сладости
покоя: земля приняла его, как нежная женщина, она будет добра к нему,
беспредельно добра.
- Я хитрый старик, - пробормотал он. И в этот момент выпитый состав
стал жечь. Он жег язык и горло (боль была сильна, старику хотелось
кричать).
Старик прижался щекой к шевелящемуся зеленому ковру. Тот промялся под
его тяжестью, обнял его. Старик почувствовал, что он весь уходит в землю,
вливается, исчезает. На мгновенье родился протест - вскочить, уйти,
просить помощи робота, - но тут же старик успокоился.
- Я очень терпеливый старик, - говорил он. - Походил - и хватит.
Ему снова захотелось вскочить и уйти. Он приподнялся, позвал робота и
снова лег. Умирать? Тоже хорошо. Это значит узнать еще одну тайну. Стать
землей в этом возрасте так естественно. "Земля, земля", - бормотал он и
чувствовал, как обвивают, щекочут его растения.
Он вспоминал пройденные годы - горе, счастье, любовь и ненависть. Но
чаще всего огненную стрелу своего полета в неразведанных пространствах.
Так и сейчас - он уйдет в неразведанное. А на рассвете, когда посыпался
свет, он приподнял голову и взглянул на свои проросшие ноги и руки. Он уже
был общий этому миру, оранжевой земле, будущим странным растением. К нему