"Д.П.Р.Джемс. Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов " - читать интересную книгу автора

всадника, вооруженного подобным образом.
Второй крестоносец - ибо крест и пальмовая ветвь указывали на то, что
они возвращаются из Святой земли - был полным контрастом первому. Это был
человек лет двадцати пяти, с правильными чертами лица: высоким благородным
лбом, волевым подбородком, большими серыми глазами, опушенными длинными
ресницами, и пухлым насмешливым ртом. Казалось, этим широко распахнутым
светлым глазам как нельзя более соответствовало бы выражение нежной истомы,
но нет, взгляд его был серьезен и проницателен в противоположность губам,
раскрывавшимся только для шуток и смеха. Костюм рыцаря был изящен для того
времени. На голове - зеленая бархатная шапочка. Кольчуга из стальных
звеньев, падающих одно на другое, отполированных, как кристаллы, и
сверкающих в лучах солнца, как алмазы, надежно закрывала плечи и грудь. Под
нее, чтобы кольца не натирали шею, была поддета тонкая шелковая рубашка.
Наброшенная сверху зеленая суконная епанча с вышитым на плече красным
крестом указывала на то, кем он был - французским крестоносцем.
Арабская лошадь, на которой он ехал, была белой, как снег, легкой, как
ветер. Глядя на нее, с трудом можно было поверить, что это грациозное,
нежное животное в состоянии нести на себе столь высокого и тяжело
вооруженного воина. Но гордость, с которой она вскидывала голову, и
неистребимый огонь, пылавший и глазах ее, доказывали силу и горячность
неистощимую. Позади каждого рыцаря щитоносец вел боевого коня, дальше
следовали пажи, которые везли разное оружие своих господ, за ними несколько
арабов вели лошадей. И вся кавалькада завершалась небольшим числом стрелков.
Можно было заметить, что первому рыцарю принадлежит значительно больше
людей, нежели второму.
Долгое время воины ехали молча - то рядом, то друг за другом, в
зависимости от ширины дороги. Тот, которого мы назовем старшим, хотя они и
были почти одних лет, казался задумчивым и ехал, опустив глаза и не обращая
внимания на своего товарища. Другой время от времени поглядывал на своего
брата по оружию, словно хотел сказать ему что-то. Но отчужденность и
холодность первого рыцаря заставляли его молчать, и он вновь отводил глаза и
продолжал восхищаться живописным ландшафтом, окружавшим его со всех сторон.
Наконец, не в силах более сдерживаться, он остановил на минуту свою
лошадь и воскликнул:
- Возможно ли, Оверн, чтобы вид этой дивной страны, вашей родины, не
смог исторгнуть у вас ни одного взгляда, ни единого слова?!
Сказав это, он обвел рукою вокруг, словно приглашая разделить его
восхищение чудесной картиной. Граф Овернский поднял глаза и посмотрел в
направлении, указанном ему другом. Потом отвечал спокойно:
- Если бы хоть кто-нибудь сказал мне пять лет назад, что это случится,
Гюи де Кюсси, я бы назвал его обманщиком.
Вместо ответа Гюи де Кюсси лишь пропел отрывок из баллады:

Скажи мне, о рыцарь, моя ли вина,
Что чашу страданий испил я до дна?
Я грезил: за муки - любовь мне в награду...
Но сладкое зелье отравлено ядом
Коварства, что жалит больней, чем змея.
За что так наказана верность моя?!