"Генри Джеймс. Женский портрет" - читать интересную книгу автора

американского банкира, который поначалу купил этот дом потому, что
обстоятельства (слишком сложные, чтобы излагать их здесь) позволили
приобрести его баснословно дешево, купил, браня за уродливость, отсутствие
комфорта и ветхость, а потом, спустя без малого двадцать лет, пленился его
красотой и, изучив во всех подробностях, мог, не задумываясь, указать,
откуда он лучше всего открывается взгляду и в какое время дня тени от
многочисленных выступов, мягко ложась на теплый потемневший от времени
кирпич, производят самое выгодное впечатление. Кроме того, как я уже
говорил, он мог бы перечислить по порядку почти всех владельцев и
обитателей, многие из которых носили громкие имена, и при этом ненавязчиво
дать понять, что и теперь поместье находится в столь же достойных руках. Дом
выходил на лужайку не парадной стороной; главный его подъезд находился в
другой части здания. Здесь же все предназначалось только для семейного
круга, и широкий муравчатый ковер на макушке холма был продолжением
изысканного убранства дома. Величественно застывшие дубы и буки отбрасывали
не менее плотную тень, чем тяжелые бархатные портьеры, а стеганые кресла,
яркие тканые коврики, разбросанные по лужайке книги и газеты придавали ей
сходство с гостиной. Река текла поодаль, и у ее пологого берега лужайка
обрывалась, но и спуск к воде был по-своему живописен.
Старый джентльмен, сидевший у чайного столика, приехал из Америки лет
тридцать назад и вместе со всей кладью привез сюда свою американскую
внешность, и не только привез, но и сохранил в наилучшем виде, так что при
случае мог бы совершенно спокойно возвратить ее любезному отечеству. Правда,
теперь он вряд ли решился бы на поездку; свое он уже отъездил и в преддверии
вечного покоя наслаждался покоем земным. Выражение его узкого, чисто
выбритого лица с правильными чертами являло смесь благодушия и
проницательности. По всей видимости, это было лицо, которое обычно не
передавало чувств, владевших старым господином, а потому нынешнее сочетание
довольства и прозорливости было уже достаточно выразительно. Оно говорило о
том, что в жизни ему всегда сопутствовал успех и вместе с тем успех этот не
был чрезмерен, никого не задевал, а потому в некотором смысле казался столь
же безобидным, как и неудача. Он, безусловно, превосходно разбирался в
людях, но что-то по-детски простодушное проскользнуло в чуть заметной
улыбке, морщившей его худое широкоскулое лицо и вспыхивавшей насмешливыми
искорками во взгляде, когда он медленно и осторожно поставил на стол
вместительную и теперь уже порожнюю чашку. Он был опрятно одет в
безукоризненно вычищенную черную пару, но на коленях у него лежала сложенная
шаль, а ноги покоились в теплых расшитых домашних туфлях. На траве у кресла
растянулась красавица колли, которая почти с таким же обожанием смотрела на
физиономию своего хозяина, с каким тот созерцал еще более величавый фасад
своего дома; маленький терьер, повизгивая и суетясь, бесцельно сновал вокруг
молодых людей.
Один из них был господин лет тридцати пяти, превосходно сложенный, с
типично английским лицом, настолько же английским, насколько лицо пожилого
джентльмена, о котором выше шла речь, принадлежало к совсем иному типу.
Очень красивое, свежее, румяное, открытое лицо это, с твердыми правильными
чертами и живыми серыми глазами, весьма украшала густая, каштановая бородка.
Все в нем говорило о том, что он человек блестящий, принадлежит к избранному
кругу - иначе говоря, баловень судьбы, чьи природные дарования взросли на
почве высокой цивилизации, - словом, счастливец, которому нельзя не