"Генри Джеймс. Пресса" - читать интересную книгу автора

свои руки. Но носил бы этот порыв, вряд ли даже материнский, романтический
характер? Отнюдь нет. Как бы там ни было, но в данный момент она решила
высказаться по главному вопросу:
- Кто о чем, а я о Бидел-Маффете. Великолепный экземпляр - очень мне
нравится! Я к нему испытываю особое чувство: все время жду, чем вся эта
история закончится. Ну разве не гениально! Выйти в знаменитости, ничего не
имея за душой. Осуществить свою мечту всему вопреки - мечту стать
знаменитым. Он же ничего собой не представляет. Ну что он такого сделал?
- Что? Да все, милый мой вояка. Он ничего не упустил. Он во всем, за
всем, у всего, подо всем и надо всем, что происходило за последние двадцать
лет. Он неизменно на месте, и если сам никаких речей не произносит, нет
такой речи, где бы его не упомянули! Пусть этому не такая большая цена, но
дела идут, о чем и разговор. И пока, - наставительно заявил молодой
человек, - чтобы по любому поводу "быть на виду", он использует положительно
все, потому что Пpecca - это все, и даже больше. Она и существует для таких,
как он, хотя, сомнений нет, он из тех, кто умеет взять от нее все, что
можно. Вот я беру газету, из наших крупнейших, и просматриваю от начала до
конца - захватывающее занятие! - а вдруг его там хоть раз да не будет. Куда
там. В последней колонке на последней странице - реклама, прости, не в
счет! - он тут как тут: пятиэтажными буквами, не вырубишь топором. Но, в
конце концов, это уже некоторым образом получается само собой, никуда от
него не деться. Он сам собой туда входит, вламывается, буквы под пальцами
наборщиков сами собой, по привычке, складываются в его имя - в любой связи,
в любом контексте, какой ни на есть, и ветер, который он поначалу сам
поднял, теперь дует напропалую и постоянно в его сторону. А загвоздка на
самом деле в том - разве не ясно? - как выйти из этой игры. Это-то - если он
сумеет себя вытащить - и будет, по-моему, величайшим фактом его биографии.
Мод со все возрастающим вниманием следила за разворачиваемой перед ней
картиной.
- Нет, не сумеет. Он в ней с головой. - И замолчала: она думала. - Есть
у меня одна мысль.
- Мысль? Мысль - это всегда прекрасно! И что ты за нее хочешь?
Она все еще раздумывала, словно оценивая свoю идею.
- Ну, кое-что из этого, пожалуй, можно сделать - только потребуется
напрячь воображение.
Он с удивлением уставился на нее, а ее удивляло, что он не понимает.
- Сюжет для "кирпича"?
- Нет, для "кирпича" чересчур хорошо, а на рассказ не тянет.
- Значит, тянет на роман?
- По-моему, я разобралась, - сказала Мод. - Из этого много что можно
выжать. Но главное, по-моему, не в том, что ты или я могли бы сделать, а что
ему самому, бедняге, удастся. Это-то я и имела в виду, - пояснила она, когда
сказала: меня тревожит, чем все это кончится. Мысль, которая мне уже, и не
раз, приходила на ум. Но тогда, - заключила она, - мы столкнемся с живой
жизнью, с сюжетом во плоти.
- А знаешь, у тебя бездны воображения! - Говард Байт, слушавший с
большим интересом, наконец-то уловил ее мысль.
- Он представляется мне человеком, у которого есть причина, и весьма
веская, постараться исчезнуть, залечь поглубже, затаиться, - человеком,
находящимся "в розыске", но в то же время под лучом яркого света, который он