"Генри Джеймс. Зрелые годы" - читать интересную книгу автора

"спасено", переправил это послание прямиком в квартиру молодого человека, а
на следующее утро с удовлетворением узнал, что доктор покинул Борнмут ранним
поездом.
Два дня спустя он вырвался в Борнмут с литературным журналом в руках.
Доктор вернулся, будучи озабочен состоянием друга и ради удовольствия
показать больному большой обзор "Зрелых лет". Статья была на высоте -
наконец-то она отвечала масштабу книги, была одобрением, подобающим
возмещением, попыткой критика поместить писателя на заслуженный пьедестал.
Денкомб покорился и принял дар; он не возразил, не предложил никакого
вопроса, ибо тягостные соображения вновь настигли его, и он провел два
мрачных дня. Теперь писатель был убежден, что никогда не покинет постели,
что его состояние извиняет присутствие молодого друга и что терпение его
соперников будет уязвлено самым умеренным образом. Доктор Хью побывал в
Лондоне, и Денкомб пытался найти в его взгляде подтверждение тому, что
графиня успокоена и будущность молодого человека обеспечена; но все, что
писатель видел, - это лишь блеск юношеской радости от двух-трех газетных
фраз. Денкомб не мог пробежать их глазами, но после того как его посетитель
настоял на повторном чтении, больному хватило сил, чтобы покачать
незатуманенной головой:
- Ах, нет, эти слова - о том, что я мог бы написать.
- То, что мы "могли бы сделать", это, как правило, то, что мы
сделали, - возразил доктор Хью.
- Как правило, это так, но я был так глуп! - ответил Денкомб.
Доктор Хью остался; конец был близок. Двумя днями позже больной заметил
ему, едва облекая свои слова в форму шутки, что теперь нет и речи о втором
шансе. Молодой человек застыл, затем воскликнул:
- Почему это случилось так? - случилось так! Второй шанс принадлежит
публике - шанс найти верный подход, подобрать жемчужину.
- Ах, жемчужину! - тяжело вздохнул бедный Денкомб. Улыбка, холодная,
как зимний закат, заиграла на его искаженных усилием губах, когда он
добавил:
- Жемчужина - в ненаписанном; жемчужина - в незамутненном, в
несозданном, в утерянном!
С этого часа он становился все более и более безучастным, равнодушным
ко всему, что происходило вокруг. Его болезнь определенно была смертельной,
а действие ее после краткой передышки, когда он встретился с доктором Хью,
стало неудержимым, словно течь в большом корабле. Он безвозвратно
погружался, а его гость, человек незаурядных способностей, теперь уже
сердечно принятый домашним врачом, проявлял редкую искусность, ограждая
Денкомба от боли. Денкомб не выказывал ни внимания, ни небрежения; не
выражал ни сожаления, ни каких-либо мнений. Все же перед концом он дал
понять, что заметил двухдневное отсутствие доктора Хью, - открыл глаза и
задал вопрос, провел ли доктор эти дни у графини?
- Графиня умерла, - ответил доктор Хью. - Я знал, что ее организму не
перенести такого состояния. Я ходил на ее могилу.
Денкомб расширил глаза:
- Она оставила вам деньги?
Молодой человек издал смешок, почти неуместный у смертного одра:
- Ни пенни. Она прямо прокляла меня.
- Прокляла вас? - простонал Денкомб.