"Генри Джеймс. Зрелые годы" - читать интересную книгу автора

долу. - Вы должны проводить нас хотя бы до дома, - продолжила она, когда
крупная леди, объект их ухаживаний, продолжила подъем. Едва та покинула
пределы слышимости, мисс Вернхам уже менее отчетливо (для Денкомба, во
всяком случае) пробормотала молодому человеку: "Мне кажется, вы не
осознаете, сколь многим обязаны графине!"
Доктор Хью отсутствующе поглядел на нее сквозь блестящие, оправленные
золотом очки.
- Такое-то впечатление я произвожу на вас? Понятно, понятно!
- Она крайне добра к нам, - продолжила мисс Вернхам, из-за промашки
собеседника вынужденная стоять вблизи от незнакомца, хотя обсуждаемые
материи были сугубо частными. Умение Денкомба улавливать тончайшие оттенки
было бы посрамлено, если бы он не связал этой сцены с выздоравливающей тихой
старухой в широкой твидовой накидке. Мисс Вернхам, должно быть, тоже
почувствовала эту связь и добавила: "Если вы хотите принимать здесь
солнечные ванны, то сможете сюда вернуться, проводив нас домой".
После этих слов доктор Хью заколебался, и Денкомб, вопреки своему
желанию притвориться глухим, рискнул украдкой взглянуть на врача. Его
встретили странные, совершенно пустые глаза молодой леди; она напоминала ему
какой-то персонаж - он не мог вспомнить, какой - из пьесы или романа, некую
зловещую гувернантку или трагедийную старую деву. Она как будто разглядывала
его, бросала ему вызов, говорила со злобой: "Что тебе до нас?". В ту же
минуту сочный голос графини настиг их: "Идите, идите, мои ягнятки; вы должны
следовать за вашей старой bergere[3]". Мисс Вернхам повернулась к ней и
начала подъем, а доктор Хью, после очередной немой перепалки с Денкомбом и
очевидного минутного замешательства, положил книгу на скамейку, то ли чтобы
занять место, то ли в залог непременного возвращения, и без труда последовал
за дамами, к крутой части откоса.
Удовольствие от наблюдения за жизнью и способы ее изучения одинаково
невинны и бесконечны. Бедного Денкомба, бездельничающего на теплом воздухе,
занимало ожидание, он верил, что скоро ему откроются глубины молодого
утонченного разума доктора. Он вглядывался в книгу на краю скамьи, но не
коснулся бы ее ни за что на свете. Он довольствовался построением теорий, не
подвергая их проверке. Меланхолия его развеивалась; он, по собственной
старой формуле, словно бы выглянул из окна. Графиня, старшая из
возвращающихся дам, проходя мимо, нарисовала в воображении Денкомба картину:
великанша, сопровождаемая караваном. Удручали одни только общие размышления,
частные же наблюдения, вопреки мнению некоторых, были отрадой, лекарством.
Доктор Хью - не кто иной, как рецензент, у которого была договоренность о
свежих поступлениях либо с издателями, либо с газетами. Доктор вернулся
через четверть часа с видимым облегчением от того, что Денкомб все еще на
месте, и с белозубой, несколько смущенной, но щедрой улыбкой. Он был явно
разочарован исчезновением второго экземпляра книги: это отнимало повод
заговорить с молчаливым джентльменом. Но он все равно заговорил; взял свой
экземпляр и просительно начал: "Согласитесь, это лучшее из того, что он до
сих пор создал!"
Денкомб ответил смехом: это "до сих пор" изумило его, ведь оно
предполагало будущность. Молодой человек принял его за критика, - тем лучше.
Денкомб извлек "Зрелые годы" из-под накидки, но инстинктивно удержался от
предательского отцовского выражения, отчасти потому, что требовать оценки
своих трудов значит выставлять себя дураком. "Вы так и напишете?", - спросил