"Василий Григорьевич Ян. Тач-Гюль (Рассказы "Старого закаспийца")" - читать интересную книгу автора

купил хорошего коня, такого, что на текинских скачках не раз приходил
первым, старинную шашку и шелковую одежду для Тач-Гюль.
Как-то раз я узнал, что Тач-Гюль была выдана своими родными замуж за
богатого старшину селения на верховьях реки Сумбара, близ русской границы.
Я решил ее навестить, чтобы посмотреть, как она счастлива.
Я был очень грустен, узнав о ее замужестве; я сам хотел на ней
жениться и решил: если выдали насильно, то выкрасть ее и увезти в свой
аул. Курды боятся туркмен и сами в Ахал не придут.
Когда летом джигитов полка отпустили на месяц по домам, я поехал в
Персию. Я не взял никакого "приказа" для пропуска через границу, - я
хорошо знаю все тропинки через горы. Пограничные посты стоят далеко один
от другого, и между ними туркменские контрабандисты могут пробираться без
особого труда.
Был уже вечер, когда я приехал в селение. Оно находится в долине, меж
горами на реке. А эту реку можно перескочить на лошади. Но, когда идут
дожди, вода по долине идет валом, вышиной в две сажени, на своем пути
ломает деревья, уносит скот, и тогда нужно спасаться, забираясь высоко в
горы.
У нас, в Ахале, было жарко, а когда я приехал в курдский аул, то там
к вечеру стало прохладно.
Я подъехал к дому старшины. Видно сразу, что он богатый. По склону
горы много построек, одна выше другой, с плоскими крышами, на них ночью
можно спать под звездами.
Я въехал во двор и тихо осадил коня, храпевшего и бившего передней
ногой. Тач-Гюль вышла на крышу. По ее крику выбежали два работника-курда и
поставили моего коня под навес.
Тач-Гюль выросла, она была как настоящая женщина, в синей кофте и
широких синих шароварах до колен. У нее звенело много серебряных и золотых
монет в четырех черных косах и на груди. А на голове был красный платок,
признак того, что она уже не девушка, а замужем.
Тач-Гюль крикнула несколько приветствий и сказала, что она очень рада
приезду ее брата.
Три дома старшины стояли по склону горы, один выше другого, как
лестница. На кровлю второго дома вышел старшина, накинув на плечи дорогую
шубу из мелкой рыжей мерлушки.
Я видел, что старшина богатый, гораздо богаче меня. У меня только и
есть, что конь, да хорошая сабля, да жалованье простого солдата-джигита.
Но я увидел, что у старшины худое, впалое лицо, что у него пожелтевшие
белки глаз и мутный взгляд. Сразу я понял, что он териакеш, курит опиум.
Мое сердце упало, как подстреленная птица. Тач-Гюль несчастная
женщина, у нее не будет детей! Териакеш не может любить свою жену... Но я
старался не показать вида, что мне грустно, и когда поднялся во второй
дом, где был старшина, я сказал ему приветствие как брату.
Мы с ним сели на ковре и пили чай, принесенный его слугами, и я ему
рассказывал, что делается у нас в Ахале. Старшина же рассказал, сколько у
него скота и сколько богатства.
Когда мы ели плов, Тач-Гюль пришла и стала позади старшины. О ней он
мало думал и даже ни разу не предложил ей сесть. Сам он ел мало, видно
было, что это слабый человек.
Среди разговора старшина встал и, не обращая внимания на меня, ушел в