"Вадим Ярмолинец. Сон в зимнюю ночь [H]" - читать интересную книгу автора

вниз и совсем рядом с нами увидел перепрыгивающего с крыши на крышу, но
постепенно отстающего чумазого проводника.
- Мэн, десять долларов! Мои десять долларов! - выкрикивал он.
Мы поднялись еще выше и ледяной, прямо таки могильный холод пронзил
меня до костей. Я прильнул к бортпроводнице и она, прикрыв меня одеялом,
прижала к своей большой и теплой груди. Мы летели над Бруклином,
расчерченную на светящиеся квадраты и треугольники карту которого я начинал
узнавать. Сперва мы плыли над залитой огнями Истерн-парквей с выстроившимися
вдоль нее величественными зданиями. Вскоре слева от нас я увидел знакомую
колоннаду Бруклинского музея искусств, а за ним - черный куб Библиотеки,
из-за которого всплыла Триумфальная арка. За ней встали черной стеной голые
деревья Проспект-парка. До нас долетели отдаленные крики и музыка, а еще
через несколько секунд на распахнувшейся перед нами огромной поляне мы
увидели украшенную огнями елку, помост с музыкантами и маленькие фигурки
людей. Снова пошел черный массив деревьев, в центре которого засиял
отраженный в озере голубой лунный диск. Сделав бесшумный поворот, мы
направились к крышам уже близких домов.
- Ну что, не боишься? - снова спросила негритянка, когда наш корабль
остановился у окон знакомого браунстоуна.
- Нет, - почему-то шепотом ответил я, едва сдерживая бьющую меня дрожь.
У окна во втором этаже, за которым я провел столько чудесных часов, мы
остановились и моя спутница, словно не было никаких стекол перед ней,
протянула руку и отбросила занавес.
Как завороженный смотрел я на открывшуюся передо мной картину. Перед
мельтешащим телевизором сидели два пожилых человека. В седой женщине с
испещренным глубокими морщинами лицом, с мутным, потухшим взглядом, с трудом
удерживаюсь, чтобы не сказать старухе, я с ужасом узнал Оленьку. Ах, как
безжалостно обошлось с ней время! Сколько лет ей было теперь? 65? 70? Но с
еще большим ужасом в дремлющем рядом с ней человеке, я узнал себя. Нет, я не
был еще стар, в смысле так стар, как она! Но во внешности моей появилась
какая-то отвратительная одутловатость, отечность, какая бывает у людей,
ведущих малоподвижный образ жизни. И еще страшная усталость была разлита на
моем лице, усталость от той жизни, которой, видимо, я жил уже много лет.
У следующего окна снова был отброшен занавес, и я увидел кровать с
лежащим в ней человеком. Бледный, как мертвец, он был весь опутан проводами
и трубками, которые шли к аппаратам и приборам у его изголовья. Хотя я видел
этого человека всего лишь раз в жизни, может быть 15 или 20 этих колдовских
лет назад, я мог с уверенностью сказать, что это был ее муж! Страшная правда
наотмашь ударила меня. Она, видимо, таки дала ему упасть с лестницы, чтобы
остаться со мной, но, увы, судьба внесла свою поправку в ее убийственный
расчет!
- Нет! Нет! Только не это! - закричал я в ужасе, вскакивая с постели и
обрушиваясь в зияющую подо мной пустоту.
Я упал в сугроб, окаменев то ли от удара, то ли от потрясения. Так
лежал я, не чувствуя ни себя, ни времени, пока не увидел, как склонилось
надо мной знакомое черное лицо с печальными глазами и нежная ладонь легла на
мой лоб.
- Я предупреждала тебя. Никому не нравится заглядывать в свое будущее.
Она наклонилась ко мне и поцеловала. От этого поцелуя ко мне вернулись
утерянные ощущения: холода, страшной боли в теле и еще большей в сердце. Я в