"Вадим Ярмолинец. Убийство на Нойвальд-штрассе" - читать интересную книгу автора

замком, где хранилось все состояние Гольдфарба.
Соседи утверждали, что ворует суперинтендант. Он жил на первом этаже.
Пьяная и грязная его подруга с ужасным синяком под глазом открыла дверь и
сказала, что супер болен. Григорий отшвырнул ее и вошел в квартиру,
преследуемый испаноязычными проклятиями. Супер спал в скомканных и грязных
простынях мертвым сном смертельно пьяного человека. Конечно, Гольдфарб мог
дождаться, когда тот протрезвеет, и вышибить из него деньги вместе с жизнью.
Но ворвавшись в квартиру, он засветилися, потерял алиби и поэтому отложил
расправу до лучших времен.
Когда Григорий в роскошной кожаной куртке и Валентина в рыжей лисьей
шубе пришли оформлять пособие велфэра на Ист 16-ю стрит в Манхэттене, у них
потемнело в глазах. В огромном помещении, выкрашенном казенной желтой
краской, дремала унылая нищета. Сбившиеся в отдельные группки русские,
выдавали себя взглядами, в которых ненависть к окружающему мешалась со
страхом и униженной мольбой о помощи.
Григорий пребывал в таком невыносимом, черном отчаянии, что готов был
бросить все и вернуться назад в Союз, где деньги искали его, а не он их.
Валентина первой нашла выход из положения.
"Иди в такси, - сказала она. - Машину-то водить ты умеешь".
"Что?! - поразился он. - А что я там заработаю?!"
Очень скоро их отношения стали походить на обычные в тех семьях, где на
счету каждая копейка. Она стала некрасивой и злобной, он - жадным и
раздражительным. Предлагаю читателю самому уже представить последовавшие
домашние скандалы, метания по городу в попытках найти нужных людей, некогда
крутившихся возле "Красной" и "Лондонской", переезд Валентины к неизвестным
ему друзьям в Бронкс, безъязыкость, одиночество, безденежье. Загнанный в
угол, не представляющий, какой следующий шаг предпринять, он вспомнил о
Спице.
Видимо, по его голосу она поняла, что отказывать ему нельзя.
Они поселились в скромной квартире с одной спальней на Медисон-авеню,
прямо над синей вывеской банка "Чейз". Григорий надел кипу и начал посещать
синагогу на Ист 83-й стрит. Он искал наставника, который мог объяснить ему,
как вернуться к потерянными корням, и нашел его в румяном лице господина
Жаботинского. Хаим Жаботинский держал ювелирный магазин на 47-й стрит.
Несколько раз они сходили в ресторан. Первый раз с женами. Господин
Жаботинский с сухонькой госпожой Жаботинской, Григорий (...какое несчастье,
такая молодая, привлекательная женщина...) со своей глухонемой супругой
Леей.
Григорий советовался. У него был небольшой капитал, и он хотел открыть
собственное дело. Господин Жаботинский обещал помочь. Они договорились об
оптовой покупке.
Жаботинский пришел к нему в пятницу утром с толстым саквояжем и двумя
сотрудниками. Черные лапсердаки плотно облегали их крутые плечи. Пока
Григорий, устроившись за столом, рассматривал в лупу принесенные
драгоценности, глухонемая Лея подала кофе и печенье. Как обученные говорить
глухонемые, она неожиданно громко каркнула, что все поданное "кошер". Гости
были смущены. Лея, обворожительно улыбаясь, покинула комнату. Она не была
какой-нибудь шиксой, но что-то неуловимое, развратное чувствовали в ней эти
проницательные люди.
Григорий изучал товар. В бриллиантах искрилось, едва сдерживая смех,