"Вадим Ярмолинец. И к волшебникам не ходите" - читать интересную книгу автора

( Он влюблен в меня, ты знаешь?
( Не могу его за это винить.
( Он написал мне письмо. Собственно, после этого я и решила с ним
встретиться. Я не хотела встречаться с вами двумя. Одновременно. ( Она
спрятала лицо в ладонях и покачала головой. ( Господи, как это все не
вовремя.
Когда она отняла ладони от лица, глаза у нее были мокрыми и с одного
потекла черная струйка туши. Она достала из сумочки свернутый вчетверо лист
бумаги, развернула его и, положив перед собой на столе, стала читать:
"Мы виделись с тобой всего два раза. Этого недостаточно, чтобы узнать
друг друга, но я так много думаю о тебе, что придумал свою Катю и полюбил
ее, как никого и никогда не любил в жизни".
Она повернула ко мне лист. Три четверти его были покрыты
каллиграфическим почерком Бориса, а в верхней части был тонкий рисунок пером
- девушка, сидящая у окна.
( Похожа? ( спросила она.
Под рисунком были стихи и я не смог удержаться, чтобы не прочесть их:
Сегодня особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки колени обняв...
( Гумилев, ( автоматически отметил я.
Не обратив внимания на мою реплику, она аккуратно сложила письмо и
спрятала в сумку.
( Никогда в жизни мне никто не писал ничего подобного. Если бы я не
знала, что он художник, я бы сказала, что он писатель. Почему ты никогда мне
ничего не писал?
( Душа моя, ( я взял ее за руку. ( Зачем мне нужно было тебе писать,
если я могу говорить с тобой? Пишут люди, разлученные временем, дорогой,
судьбой. Я не хочу писать. Я хочу жить с тобой. Я хочу просыпаться и видеть
твое лицо, я хочу сидеть с тобой за этим столиком и пить вино. Ты видишь вот
тот дом? ( Я кивнул на браунстоун на противоположной стороне улицы. ( Я
хочу, чтобы он был нашим. Чтобы ты посадила цветы на окнах. Чтобы, когда я
возвращался с работы, ты открывала мне дверь. Кто-то скажет, что это
мещанство, но оно мне по душе. Зачем мне писать тебе письма?
Я бы понял, если бы она засмеялась над этим сентиментальным лепетом. Я
бы понял, если бы она цинично сопоставила стоимость браунстоуна в этом
районе Бруклина с жалованьем библиотекаря. Но мне показалось, что она была
подавлена моими словами. Докурив сигарету в две торопливые затяжки и, не
говоря ни слова, она поднялась из-за стола и вышла из кафе. Я задержался,
может быть, на две-три минуты, рассчитываясь с официантом. Когда я вышел на
улицу, ее не было. Я подумал, что она могла пойти к остановке сабвея и,
действительно, подбежав туда, увидел тонкую фигурку, спускавшуюся под землю.
Я остановился, вдруг подумав, что это иначе как женской дурью не назовешь и
бегать за ней не следует. Я разозлился. И это чувство усилилось, когда я
вспомнил нелепицу с этим дурацким домом и цветами на окнах. Злость
продиктовала решение: если наши отношения что-то значат для нее, она
вернется. Если нет ( значит не судьба. В худшем случае, довольно цинично
подумал я тогда, на память мне останется несколько часов, проведенных на
заднем сиденье машины.
( Не знал, что ты пишешь такие хорошие стихи, ( сказал я Борису
вечером.