"Вадим Ярмолинец. Кровесмешение" - читать интересную книгу автора

глаза! Но не наши, не наши, чьи же?
- Голубчик мой, вот мы и встретились. Как же так, что мы и не виделись
с тобой?
- Я тебя видел на фотокарточке, - скажет мальчишечка. - Я тебя
узнал. Ты бабушка Оля.
- А я вот тебя никак не узнаю, голубчик. На кого же ты похож?
- На маму с папой.
- Ну, веди меня к своей маме, будем с ней знакомиться, - скажет Ольга
Николаевна, уже почувствовав, что мама здесь, в комнате, стоит у нее за
спиной.
- Вот моя мама.
Не отпуская его, она повернется и сразу узнает ее. Поначалу она опешит
так, что не найдет в себе сил встать.
- Здравствуйте, Ольга Николаевна.
- Лена?!
- Да, это я, - просто ответит та и, ступив к ней, обнимет. И в ее
объятиях Ольга Николаевна зарыдает в голос, выпуская всю накопившуюся за
минувшие годы тоску и боль, сотрясаясь от рыданий, от обиды за то, что так
ужасно сложилось все в ее жизни, от мысли о новом родстве с подлым
кобзевским семенем, но мысли эти тут же будут словно новой, светлой волной
смыты благодарностью за то, что все эти годы Лена была рядом с ее сыном, что
сохраняла возле него тепло их старой, мирной квартиры до возвращения в нее
капитана второго ранга, за то, что родила ему этого белобрысого мальчишку,
который носит ее безопасную фамилию - Кириллов и, стало быть, ему теперь не
будет грозить эта жуткая ненависть вечно пьяных, мерзких хамов, которая так
обожгла ее семью.
Но пока, сидя в зале суда, Ольга Николаевна об этом знать еще не может.
Она только думает, что больше жить так, как они живут, невозможно и надо
хоть через ЖЭК, хоть через суд добиться разрешения на передел квартиры. Для
этого надо пробить только дверь из их комнаты в соседнюю парадную. Она
отдаст последнее, чтобы сделать эту дверь, а из маленькой комнаты сделать
кухню и санузел. А главное - навсегда заколотить выход в ту часть квартиры,
где живет этот страшный инвалид, так тебе и надо, подонок, и твоя змея пусть
помучается теперь, пусть... А ее Леня, как говорит их адвокат, если только
будет вести себя примерно, выйдет на свободу года через три, а может быть, и
раньше, если к очередному юбилею Октября будет объявлена амнистия, но - она
это знает - уже другим человеком, потому что в лагере его хорошему не
научат, а он такой молодой, такой беззащитный. Господи, только бы там его не
били и не надругались. От последней мысли на нее наваливается такая волна
боли, что она лишается сознания, но окружающие этого не замечают.
А прокурор, тем временем, читает с листка список наград подводника: за
успешно проведенную боевую операцию в Средиземном море, за спасение экипажа
горящего танкера в проливе Босфор, за успехи в боевой и политической
подготовке, за работу с экипажем.

Нью-Йорк, 2001г.