"Бруно Ясенский. Человек меняет кожу (Роман)" - читать интересную книгу автора

дружную спортивную команду, возвращавшуюся с удачного матча.
По тротуарам шло много штатских -- мужчины в пиджаках нараспашку, с
рыжеватыми портфелями, с усами цвета портфелей, и девушки в коротких юбках
и белых стандартных блузках. Сами того не замечая, они подтягивались,
подавались грудью вперёд и, бодро помахивая портфелями, приноравливали шаг
к ритму бойкой красноармейской песни.
Кларк обернулся, чтобы посмотреть ещё раз, как отряд будет проходить
под красной аркой. От пробегающего морозцем по коже интернационального
слова "Гепеу", от весеннего газона фуражек, от бойкого "о" красноармейской
песенки ему стало вдруг неудержимо весело, как недавно у вокзала, когда
сорвавшаяся с каменной арки шестёрка коней оказалась скрипкой, запряжённой
в пролётку.
Они выехали на площадь, пересечённую бульваром. С бульвара, как из
открытой форточки, дул мягкий весенний ветер. Бульвар лежал у ног, как
доллар, -- зелёный и шуршащий. На бронзовом постаменте стоял бронзовый
кудрявый человек в старомодном плаще и в недоумении смотрел на
возвышающуюся против него церковь цвета земляники со сливками. По карнизу
церкви, на высоте второго этажа, ехал небольшой автомобиль-каретка с
внутренним управлением. По-видимому, это была реклама советской
автомобильной фирмы. У автомобиля, вделанного в фасад церкви, вертелись
колёса. Кларку реклама понравилась. Он прикинул, насколько дешевле обошлось
бы Ситроену, вместо того, чтобы выписывать свою фамилию электрическими
лампочками во всю высоту Эйфелевой башни, -- просто поставить свой
автомобиль на фронтон Нотр-Дам. Это было бы куда эффектнее! И Кларк
рассмеялся уже в третий раз за своё короткое путешествие.
На стыке улиц стояла другая церковь, поменьше, с низким фасадом, не
приспособленным для автомобиля. Она напоминала старую торговку со
скрученным на макушке пучком.
Пролетка опять въехала в проспект, прорезанный красными полотнищами
плакатов. Навстречу неслись звуки духового оркестра, минорные, замедленные,
не гармонирующие ни с весенней бодростью солнечного дня, ни с деловитостью
прохожих. Вдоль тротуара подвигался красный катафалк, запряжённый парой
лошадей. На катафалке стоял гроб, но ярко-красного цвета. Это несомненно
были похороны, хотя красный ящик походил скорее на большую игрушечную
коробку, у которой вдруг отскочит крышка и из коробки выпрыгнет бородатый
дядя на пружинке. Красный ящик удивительно не сочетался с представлением о
гробе, обязательно ассоциировавшемся у Кларка с трауром, чёрным крепом,
жестяными венками и распущенными космами лент.
За гробом шло человек пятнадцать музыкантов, по виду рабочих. Музыканты
деловито пожёвывали золотые кренделя труб, и трубы гудели минорными звуками
марша. Музыканты сосредоточенно смотрели в ноты, приколотые к спинам идущих
впереди. Почему-то казалось, что сдуй сейчас ветер крошечные нотные листки
с этих походных пюпитров, музыканты спутают такт и непременно сыграют
что-нибудь весёлое.
За музыкантами стройными четвёрками, как на демонстрации, шли рабочие.
Их было много, они образовали длинное шествие. Один из рабочих первой
четвёрки нёс модель электрической лампочки больших размеров. Другой --
красную дощечку с какими-то цифрами. По красной дощечке с цифрами можно
было судить, что хоронят рабочего, по-видимому, с электрозавода, одного из
тех, кого здесь называют ударниками.