"Джером К.Джером. Пирушка с привидениями" - читать интересную книгу автора

площади и, рыдая и причитая, кружился вокруг молочной лавки.
Мы поужинали и сидели полукругом у камина, курили и беседовали.
Ужин у нас был отменный, - можно смело сказать, что поужинали мы на
славу. Впоследствии в связи с этими рождественскими праздниками у нас
произошли семейные неурядицы. Поползли слухи о том, как мы встречали
рождество, причем говорили главным образом о моей роли на этом вечере. И
тут имели место такие замечания, которые нельзя сказать чтобы удивили
меня, - я знаю свою родню не первый день, - но были мне просто неприятны.
Что же касается тети Марии, я даже не берусь сказать, когда я снова захочу
с ней встретиться. Я считал и считаю, что тетя Мария и без того достаточно
хорошо меня знает.
Но хотя ко мне отнеслись несправедливо, - жестоко и несправедливо, как
я позднее вам докажу, - это не повлияет на справедливость моего отношения
к другим, в том числе к тем, кто позволил себе столь оскорбительные
измышления по моему адресу.
Я отдаю должное кулинарным изделиям тети Марии, ее горячему пирогу с
телятиной, омарам с гренками, подогретым ватрушкам, сделанным по ее
особому рецепту (в холодных ватрушках, по-моему, нет той прелести, они
куда менее ароматны). Когда эти ватрушки омываются заветным старым элем
моего дядюшки Джона, как не признать их отменно вкусными! Я отдал дань
тому и другому тогда же, без промедления, - сама тетя Мария должна это
подтвердить.
После ужина мой дядя сварил пунш с виски. Пуншу я тоже отдал дань, сам
дядя Джон признал это. Ему приятно видеть, сказал он, что мне нравится его
изделие.
Тетушка вскоре после ужина пошла спать, оставив с дядей Джоном целую
компанию - приходского священника, старого доктора Скробблса, мистера
Сэмюэля Кумбеса, Тедди Биффлса и меня. Мы были единодушны в том, что идти
спать еще рано, так что дядя сварил еще одну чашу пунша, и мне кажется,
что все мы воздали ей по справедливости, - по крайней мере, знаю, что я
наверняка воздал. Это моя страсть - я имею в виду стремление к
справедливости.
Мы посидели еще у камина, и тогда доктор для разнообразия сварил пунш с
джином, хотя лично я не почувствовал большой разницы. Но, как говорится,
Все к лучшему, и мы были счастливы и весьма любезны друг с другом.
Весь вечер дядя Джон рассказывал нам очень забавную историю. Да, это
была действительно презабавная история! Сейчас я уже забыл, о ком и о чем
там говорилось, но помню, что тогда она доставила мне много удовольствия,
- кажется, еще никогда в жизни я так не смеялся. Очень странно, что я не
могу припомнить эту историю, хотя он рассказывал ее нам четыре раза. И мы
сами виноваты, что он не успел рассказать ее в пятый раз. Потом доктор
спел очень остроумную песню, в которой изображал разных домашних животных.
Он немножко путал их голоса. Он ржал, подражая петуху, и кукарекал, когда
надо было хрюкать. Но мы все равно понимали, кого он представляет.
Я начал было рассказывать весьма занимательный анекдот, но меня
несколько озадачило, что, судя по моим наблюдениям, никто не обращал на
меня ни малейшего внимания. Это было довольно-таки невежливо со стороны
всех остальных, но вскоре я догадался, что я все время говорил мысленно
сам с собой, вместо того чтобы говорить вслух, и, конечно, никто не
подозревал, что я что-то рассказываю. Все они, возможно, удивлялись моей