"Сьюзан Джонсон. Жених поневоле " - читать интересную книгу автора

огромной гостиной, явно предлагала ему нечто большее, нежели торопливые
встречи с горничными. Мать его время от времени поглядывала в их сторону: ей
было совершенно ясно, что у Александры на уме, но она считала, что подобный
опыт всегда полезен юноше. Александра полжизни удостоверялась в
сокрушительной силе своей красоты и ни разу не терпела поражения. А Ники
явно мечтал только о том, чтобы продлить ее интерес к собственной персоне.
Для них обоих началось упоительное, сумасшедшее лето. Страсть заглушила
голос разума, это было наслаждение, в котором оба они купались и которого не
хотели прерывать. Она учила его премудростям любви, а сама с волнением и
трепетом предавалась воспоминаниям о том, что такое юношеская страсть, не
знающая границ, не ведающая сдержанности. С ним она тосковала по
безвозвратно утраченной молодости, но под напором его желания расцветала
вновь. От страха надвигающегося увядания, которым мучилась Александра,
вылечиться невозможно, но в объятиях Ники она забывала об этом страхе,
забывала о том, какой тусклой и унылой станет ее жизнь, когда она лишится
своей красоты.
Через месяц родители Ники вернулись в "Ле репоз", но он остался в
столице. Наследство, доставшееся ему от деда, было столь велико, что он мог
ничем не жертвовать ради своей независимости. Мать пыталась уговорить Ники
уехать вместе с ними. Увидев как-то раз на балу, каким откровенно влюбленным
взглядом смотрит Александра на ее сына, она испугалась, как бы эта связь не
поглотила его целиком. Обычно бездумная и легкомысленная, Александра была
сама на себя непохожа, и княгиню пугали возможные последствия столь бурного
романа. Княгиня Катерина ценила Александру как подругу, но никак не видела в
ней возможной невестки. Князь Михаил сохранял нейтралитет, не лез с
отцовскими советами, полагая, что его непостоянный сын рано или поздно
утомится этой связью. Если же нет, то времени для отцовского вмешательства,
как он считал, еще предостаточно.
Поскольку Ники, презрев условности, повсюду сопровождал тем летом
графиню Плетневу, их роман в скором времени стал притчей во языцех. Ники жил
так, как было приятно ей, поскольку ему это было приятно не меньше. Когда
они отправлялись куда-либо, он был с ней рядом - как хозяин, едва ли не как
супруг. Однако, когда ему взбредало в голову на несколько дней уехать из
Петербурга, никакие уговоры, ни нежные просьбы, ни угрозы не могли заставить
его переменить решение. Как ни велика была их близость, Александра
чувствовала, что подчинить его себе, как она обычно подчиняла других
возлюбленных, она не в силах. Если Ники хотел уехать, он уезжал, но никогда
не отсутствовал подолгу. Когда же он возвращался, стоило ей заглянуть в его
огромные, задумчивые глаза, ее охватывала дрожь, с которой она не могла
совладать.
В конце августа князь Михаил решил, что пора принять меры. По городу
ползли неприятные слухи. Ники, никогда прежде не пренебрегавший нормами
приличий, практически поселился в особняке отсутствовавшего графа Плетнева.
В клубах поговаривали о том, что муж-рогоносец собирается потребовать от
молодого наглеца, забравшегося в постель его супруги, сатисфакции. Граф
Плетнев пользовался репутацией непревзойденного стрелка, и князь Михаил
никак не хотел допустить дуэли между столь неравными противниками. У Ники,
несмотря на умение владеть и шпагой, и пистолетом, опыта в подобного рода
поединках не было. Так что у барьера его юность, преимущества которой в
спальне были очевидны, неминуемо проиграла бы опыту.