"Бригита Йосифова. Декабристы (художественно-документальная повесть) " - читать интересную книгу автора

Он так описывал свою первую встречу с ним:
"Уши мои оглушила его слава; я так много знал, так много слышал о нем,
что он уже не мог меня удивить ни своим умом, ни рассуждениями, ни чем
другим".
Поджио вспоминал далее, что Пестель начал разговор с ним с "азбуки"
политики, введя затем его в свою республику... Наконец приступил к заговору
и свершению невероятного покушения.
"Давайте же сосчитаем жертвы! - и стиснул свою руку, чтобы произвести
ужасный подсчет на пальцах.
Я начал называть их по именам, а он считал их. Когда дошли до женщин,
он меня прервал и сказал:
- Знаете ли, это все-таки ужасное дело.
- Не менее вас понимаю это.
Сразу же его рука оказалась передо мной. И ужасное число достигло
тринадцати.
Наконец, когда я остановился в замешательстве, он сказал:
- Но это еще не все. Ведь следует устранить и тех членов фамилии,
которые находятся за границей.
- Да, - сказал я, - тогда поистине нет конца этому ужасу, так как
великие княгини имеют детей".
Спустя какое-то время Пестель будет категорически отрицать показания
Поджио перед Следственной комиссией. Он признает, что действительно замышлял
цареубийство, но заявит, что такие драматические и ужасные перечисления на
пальцах не имели места. Он останется спокойным и твердым.
В 1824 году проводились интенсивные совещания между руководителями
Северного и Южного обществ. Встречи происходили в Петербурге. Пестель
настаивал на слиянии обоих обществ. Он вел об этом переговоры с князем
Сергеем Трубецким. Долгими часами разговаривал с поэтом Кондратием Рылеевым.
Предлагал им места в Директории Южного общества, говорил, что у них общая
цель и, таким образом, следует идти единым путем.
Члены Северного общества отнеслись сдержанно к предложениям Пестеля.
Вызывали беспокойство его сильная воля, железный характер. В его лице видели
своего рода русского Наполеона. Даже Александр Поджио, когда однажды
выслушал пламенную речь Пестеля, сказал ему, что, по всей видимости, его
изберут диктатором будущего Временного правительства. Пестель тут же
возразил, что носит нерусскую фамилию и весьма неудобно ему иметь
неограниченную власть над русским народом.
Но даже эти слова не успокоили членов Северного общества. Рылеев прямо
ему сказал, что видит в нем подражателя Наполеону, "похитителя свободы",
завоеванной в ходе Великой французской революции.
Об этой настороженности к Пестелю писал в своих воспоминаниях князь
Сергей Волконский, когда он был уже в преклонном возрасте - за его плечами
было 30-летнее заточение и изгнание в Сибирь.
"Полагаю обязанностью, - писал Сергей Волконский, - оспаривать
убеждение, тогда уже вкравшееся между членами общества и как-то доныне
существующее, что Павел Иванович Пестель действовал из видов тщеславия и
искал при удаче захватить власть, а не имел целью чистые общие выгоды, -
мнение, обидное памяти того, кто принес свою жизнь в жертву общему делу. Я
помню, что в 1824 г., говоря о делах общества в интимной беседе со мной, он
мне сказал: "Продолжают видеть во мне, даже в самом обществе, честолюбца,