"Джек Йовил. Дракенфелс ("Warhammer: Вампир Женевьева" #1) " - читать интересную книгу автора

делами Кёнигсвальдов занимался теперь исключительно его сын. Люди Освальда
были разосланы на розыски тех из оставшихся служащих Театра Кёнигсгартен,
которые не сделались предателями. Немало актеров, рабочих сцены и творческих
личностей, поклявшихся никогда больше не участвовать в постановках Детлефа
Зирка, уговорили вернуться в "Чудо Кёнигсгартена" при помощи имени фон
Кёнигсвальда и внезапно выплаченного просроченного жалованья, которое они
давно уже списали на неизбежные издержки жизни на подмостках, известной
своими трудностями.
Весть о возвращении Детлефа распространилась по Альтдорфу, о нем
говорили даже в Нулне и Миденланде. Выборщик Миденхейма воспользовался
внезапным интересом и опубликовал "Историю Сигмара" вместе с собственноручно
сочиненными мемуарами, в которых обвинил драматурга в провале постановки,
так и не увидевшей свет. Книга хорошо продавалась, и выборщик благодаря
тому, что был собственником рукописи, имел право не платить Детлефу ни
пенни. Некий автор баллад из компании Грюнлиба сочинил песенку о том, как
глупо доверять очередное крупное театральное событие автору потерпевшего
фиаско "Сигмара". Когда песенка дошла до ушей кронпринца Освальда, ее автор
вдруг узнал, что его лицензия на юмористические выступления отозвана, его
развеселое лицо больше не желают видеть даже в самых захудалых кабаках и что
ему оплачен проезд с торговым караваном в Аравию и Южные Земли.
В конце концов, контракт был составлен, и Детлеф и кронпринц скрепили
его своими печатями. Величайший драматург своего поколения прошествовал
через открытые ворота долговой тюрьмы, вновь разодетый в яркий пышный наряд,
его благодарные сотоварищи почтительно держались в двадцати шагах позади.
Стоял первый погожий весенний день, и ручейки талой воды умыли улицы вокруг
унылого здания тюрьмы. Детлеф оглянулся и увидел на одном из балкончиков
кипящего от злости Ван Зандта. Двое "надежных" волокли по наружной лестнице
башни покоробившуюся грязную картину. Ван Зандт потрясал кулаком в воздухе.
Детлеф подмел землю украшенной длинными перьями шляпой и отвесил коменданту
низкий поклон. Затем, распрямившись, он весело помахал всем несчастным
душам, глазевшим сквозь решетки, и повернулся спиной к крепости Мундсен
навсегда.

II

- Нет, - завопила Лилли Ниссен в своей гримерной в Премьер-Театре
Мариенбурга, и четвертый из четырех бесценных хрустальных, отделанных
драгоценными камнями кубков, подаренных ей великим князем Талабекланда,
ударившись о стену, разлетелся на миллион осколков. - Нет, нет, нет, нет,
нет!
Посланец из Альтдорфа трепетал, видя, как раскраснелись щеки
прославленной красавицы, а ноздри ее гордого носика раздулись от неслыханной
ярости. Ее большие темные глаза горели, как у кошки. Мелкие морщинки вокруг
рта и глаз, совершенно незаметные, когда лицо ее сохраняло спокойствие,
образовали глубокие, угрожающие трещины в тщательно наложенном гриме.
"Вполне возможно, - подумал посланец Освальда, - что все ее лицо
полностью осыплется". Он не был уверен, хочет ли знать, что скрывается под
этой наружностью, которой очаровывались скульпторы, живописцы, поэты,
политики и - по слухам - шесть из четырнадцати выборщиков.
- Нет, нет, нет, нет, нет, нет!