"Короли и Звездочеты" - читать интересную книгу автора (Туулли Лана Борисовна)

XXIII. ЗВЕЗДОЧЕТЫ

Около часа тому назад Евгений Аристархович сказал Сашке:

- Я хочу вам кое-что показать.

Глюнов позволил вывести себя из палаты, которую мысленно иначе, как «камерой», не называл. «Интересно,» - размышлял на ходу молодой человек, - «Марина Николаевна говорила со мной по просьбе Лукина? Вообще-то считается, что муж и жена - одна сатана, но честно слово - я никогда раньше не замечал, насколько они не подходят друг другу… О чем я думаю? Мне надо спешно добраться до телефона, просить помощи у Зимановича, вызывать тяжелую артиллерию в лице Яна Витальевича, который одним словом способен прекратить подлые инсинуации, что я типа клиент психиатрички. Мне надо спасать себя - я, нормальный, в общем и целом, человек, начинающий маг, будущий ученый - что я здесь делаю?! Зачем?! Бегом отсюда!» Но вместо побега Сашка вежливо следовал за мрачным, решительным Лукиным.

Они повернули в западное крыло, спустились в подвал. Здесь, в пустом скучном коридоре, Сашку вдруг пробрало ощущение надвигающегося ужаса, вызванного… Глюнов прислушался. Да, вызванного странным, тихим, непрекращающимся звуком.

Лукин посмотрел на нервничающего спутника, то ли подмигнул, то ли просто дернулся в нервном тике, отпер дверь и пригласил входить.

Волчановский - такой знакомый, крепкий, сильный и самоуверенный человек, к которому за год привык Глюнов, - сидел в углу, неестественно съежившись, будто прятался от пятна тусклого света, падающего через открытую дверь из коридора. И выл.

Тонкий, страдающий звук исходил откуда-то изнутри Волчановского, из самой глубины дрожащего горла, перетянутой тоской грудной клетки; безумец выл. Не было ни угроз, ни агрессивных воплей, просто тонкий, жалобный вой загнанного в клетку зверя, уже отгрызшего себе лапы, но так и не выбравшегося из смертельной ловушки. Волчановского больше не было - была… бессловесная добыча, которая стенала и плакала, тоскуя по зубастой пасти, способной прекратить ее затянувшиеся муки, и этот долгий, непрекращающийся звук был страшнее прочих кошмаров, увиденных Сашкой за прошедшую неделю.

- Зачем вы мне показали его? - спросил Сашка, когда они с Лукиным пришли беседовать в кабинет Евгения Аристарховича.

Доктор промолчал, подошел к цветочной коллекции, расставленной на подоконнике, взял опрыскиватель и начал сосредоточенно поливать зеленые листья и яркие цветы.

- Я хотел, чтобы вы, Саша, поняли, насколько серьезна ситуация. Чтобы мы перестали ходить вокруг да около и по-честному открыли карты.

Вот даже как? - удивился Сашка. Он с трудом удержался, чтобы не выплеснуть на Евгения Аристарховича весь поток оправданий и взаимных упреков в неискренности, который у него накопился за время сидения в палате.

- Больше всего меня насторожили «белые пятна», если их можно так называть, в том отчете по анализу ДНК сфинкса, который вы подготовили. Все понимаю - и листы растерялись во время форс-мажорных обстоятельств, и вы все-таки не полноценный ученый, а всего-навсего аспирант первого года обучения, вам еще учиться и учиться…

- Вы же не говорили, - пробормотал Сашка, - Что мне предстоит анализировать именно сфинкса. Хотя, признаюсь честно, меня насторожил тот факт, что вы просите исследовать генетический материал животного, погибшего при пожаре в бункере Теплакова, а даете свежую кровь, взятую у живого существа несколькими часами ранее.

«Вы называете «форс-мажором» смерть Сереги?» - хотел закричать Сашка. «Да как вы можете?» Но вместо этого Глюнов слышал тоскливый, одинокий вой сошедшего с ума, потерявшего собственную душу человека.

Лукин выпустил на ярко-бордовую, с розовыми крапинками, орхидею водяное облачко и с изяществом прирожденного дипломата сменил тему разговора.

- Я хотел поговорить совсем не об этом дурацком отчете. Просто не так давно я почувствовал, что между нами… как в народе говорится, пробежала черная кошка.

«Ага,» - мысленно согласился Сашка. - «Такая большая, крылатая и немножечко людоед».

- Пропала искренность, доверие, которое, как мне казалось, вы ко мне питали. Не знаю только, что тому причиной - ваши, Саша, пробудившиеся магические таланты… или бессознательный страх показать окружающим свою истинную сущность. Абсолютно зря, Саша. - Евгений Аристархович методично и аккуратно расправил загнувший у оконного стекла зеленый лист. - Я же врач. Вы можете рассказать мне всё, что вас беспокоит.

Сашка снял очки и потер переносицу. Отлично. Теперь давайте подумаем, что меня беспокоит.

Войдя в кабинет, он по привычке сел на диван, на то же место, где сидел весь предыдущий год, коротая вечера в беседе с умным, чертовски умным и понимающим человеком, играя с шахматы и познавая, как Глюнов думал раньше, тайны собственной души. Крутя очки в руках, Сашка обвел подслеповатым взором кабинет.

Вот здесь, за этим самым столом, вот за этим компьютером, Сашка впервые увидел, как легко может убить человека зверь под названием сфинкс. И именно благодаря заботе Евгения Аристарховича - ведь у него и только у него были возможности подменить образцы, якобы извлеченные из ран пострадавших, - несколько дней охранники под командованием Волкова ловили кого угодно - бродячих собак, диких волков, ролевиков - но не сфинксов.

А на журнальном столике, как обычно, стоят резные деревянные шахматы - золотистые и темно-лиловые. Жуткие монстры и обычные люди. Но это только на шахматной доске сразу понятно, кто из них кто…

- Вы что-то сказали? - спохватился Сашка, неожиданно догадавшись, что слишком глубоко погрузился в собственные мысли.

- Я сказал, что нельзя зарывать ваш талант в землю. Вы маг, Саша. Пусть и очень неопытный, начинающий. То, как вы справились с посохом Ноадина - это… это… У меня просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение вашими талантами. Кстати, вы мне до сих пор не рассказали, как именно вам удалось усыпить сфинкса? Проблем не было? Посох, - спросил ровным, житейским тоном Евгений Аристархович, оставив в покое орхидеи и усаживаясь в свое любимое кресло. - Сработал так, как я вам объяснял?

Сашка нервно покрутил очки. Заметил, как плохо сказались на стеклышках пережитые за день приключения, и начал тщательно протирать линзы краем футболки.

- Нет, Евгений Аристархович, - с деланным безразличием в голосе ответил он. - Та комбинация символов, которую вы рекомендовали, оказалась совершенно бесполезна.

- Вот как? Хмм… Ну, тогда хорошо, что я догадался прислать вам на помощь Серова и его «волчат». Я, признаться, не ожидал что с вами будут Ноздрянин и Догонюзайца.

Уловив вопросительную интонацию, Саша ответил:

- После вчерашней истории с Волчановским и компанией мне показалось, что будет верхом глупости пытаться противостоять сфинксу, не имея надежной поддержки со стороны.

- Но мне вы не сказали о своих планах, - с мягким упреком посетовал Лукин. - Боюсь, что Серов меня неправильно понял, потому-то и превысил все мыслимые пределы осторожности, что и привело к тому, что вас троих доставили в клинику в связанном виде.

- Четверых, - поправил Сашка.

- Да, так с вами все-таки был четвертый человек? Серов его видел, но все остальные клялись, что не заметили.

- Четвертым в нашей «ловчей команде» был кот. Такой, знаете ли, Черно-Белый, откормленный, пушистый…

- Ах, вот как… - покачал головой Евгений Аристархович.

«А интересующий вас господин «Октавин» и его першерон значились в нашей команде под номерами пять и шесть соответственно. Ну же, почему вы не спросите, знаю ли я этого пришельца из другого мира? Я очень хочу спросить вас, а откуда вы о нем знаете, что за договор вы с покойным Волковым предлагали нашему храбрецу?»

Чтоб немного сбросить нервное напряжение, Сашка принялся постукивать очками об угол журнального столика.

С потолка лился яркий электрический свет, старательно расправляясь с темнотой, пробиравшейся от окна. На границе света и тени покачивались освеженные вечерним купанием цветы, разнообразя стандартный, а потому скучный набор неизбежных офисных принадлежностей: письменный стол, кресло, раскрытый ноутбук, шкафы с книгами и толстыми картонными папками, тихо тикающие часы на стене. Наверное, из-за меча, скучающего на верхней полке и вносящего диссонанс в рабочий стиль кабинета, Сашке постоянно мерещилось, что в помещение, кроме его и Лукина, есть еще двое. Еще один Сашка Глюнов и двойник Евгения Аристарховича. Которые не сидят спокойно, склонившись к журнальному столику, над застывшей шахматной партией, а кружат на невидимой арене, наставив друг на друга смертельное оружие, с ненавистью буравят противника злыми глазами, выжидая момент, чтобы с азартом крикнуть: «Сдохни, негодяй!»

- Достаточно… э-э… необычно, - продолжил дипломатическую беседу Лукин. - Брать с собой на охоту кошку.

Пожав плечами, Сашка согласился:

- Исключительно ради того, чтобы Кот не натворил бед где-нибудь в другом месте.

Лукин фыркнул с явным пониманием сущности проблемы.

Сколько может продолжаться этот бесконечный бег по кругу? Он говорит то, что я не желаю слышать, а я отвечаю так, что у него нет повода задать тот вопрос, который на самом деле мне интересен.

Как давно начался этот бой?

Мы стоим посреди освещенного круга, а за нашими спинами ждут и бесятся тени. И тот, кто сказал, что слово ранит глубже меча…

- Так или иначе, - пробормотал Евгений Аристархович, - я рад, что вам повезло.

… Просто не знает, какие глубокие раны оставляет после себя магический посох.

- Очень жаль, - ответил Сашка, - что Игорю Волидарову повезло гораздо меньше.

- Почему вы вдруг вспомнили об Игоре, Саша?

- Потому, что он умер.

Противники кружат, неотрывно смотря друг другу в глаза. Их разделяет несколько шагов, но они не спешат преодолеть это расстояние. Они уходят от противника - как магниты с одинаковыми зарядами, - одновременно приближаясь; стремясь быстрее подойти к концу схватки - и не собираясь ее начинать.

…Позади них застыли две армии, готовые броситься в бой по первому слову военачальников. В конце концов, все эти битвы, споры и смерть - обыкновенная игра. Вон, посмотрите, даже королевский дурак гордо поднял над головой табличку с корявой надписью «Бейте меня по голове - она дубовая!» За спиной Звездочета правофланговый минотавр меланхолично жует подвернувшиеся под руку (копыто?) кактусы, а купец и меняла, пользуясь случаем, уговаривают друида и кентавра продать им мегалит по дружеской цене. Королева строит глазки Рыцарю, коварная Магэсса искушает Короля бокалом вина… И кто сказал, что смерть пахнет горячей пылью, кровью и одиночеством? Смерть - это шутка, склоненная голова проигравшего, и, может, быть, повод отдохнуть в запертой коробке…

Иллюзия, что стоящие на доске шахматные фигуры переговариваются между собой, была настолько явной, что Сашка не выдержал, испуганно дернулся, сбил очками ладью и коня «белых» и отшатнулся, лишь в последний момент превратив движение в попытку удобно откинуться на спинку дивана.

Лукин недовольно нахмурился: он уже дважды попробовал внушение, усиленное «Ладонью Ноадина», попробовал более сложный вариант - когда мысленный приказ мага усиливается за счет специального заклинания, произнесенного тихой скороговоркой… Хорошее заклинание, погружает заколдовываемого в гипнотически-иллюзорную реальность, почему оно не действует?

Ладно. Попробуем, ради разнообразия, сказать правду.

- Никто, кроме меня, не сожалеет больше о смерти Игоря. Он был умным, честолюбивым, и многого хотел достичь. Да, моя вина: я попросил его поймать сфинкса, будучи уверенным, что посох сработает, как ловушка. Когда он не вернулся на следующее утро, я подумал, что, может быть, что-то случилось, но я и представить себе не мог…

- Как же так получилось, - не выдержал Сашка, - что вы не знаете магических свойств собственной вещи? Или Ноадин не объяснил вам…

- Ноадин, - перебил Лукин, - был очень сложным человеком. Взбалмошным, импульсивным, абсолютно социально неприспособленным. Ему было безразлично всё - окружающие его люди, быт, осень или зима… Он обожал показывать свои фокусы - надо признать, весьма изобретательные и необычные. А в остальное время бесцельно шатался по городу, подкармливая голубей корками хлеба, с восторгом ребенка рассматривая новостройки и радуясь, когда ему удавалось рассмешить людей хороших, и еще больше радуясь, когда в расставленные им магические ловушки попадались какие-нибудь грабители, урки или мошенники. - Евгений Аристархович нахмурился, вспоминая далекие годы. - Он исчез так же внезапно, как появился. Я учился в институте, когда обнаружилось, что к Ноадину проявляют интерес люди, как их принято называть, очень солидной государственной организации. Это был наш шанс - и мой, и Ноадина, начать исследования парапсихических способностей, природы экстрасенсорного воздействия на мир… А он вдруг исчез. Просто ушел, скрылся в неизвестном направлении, оставив после себя посох, и - он указал рукой на шахматы, - еще вот эту безделушку. Я был уверен, что объяснения Ноадина, как работает посох - истина, а это, выходит, оказалось очередным фокусом. Если бы я мог предположить, что я подвергаю вашу жизнь или жизнь Игоря опасности, я… Поверьте, Саша. Я не хотел его смерти.

- Допустим, - задумчиво проговорил молодой человек. - Допустим…

Все-таки магическое убеждение действует, поздравил себя Лукин. Надо было лишь увеличить силу заклинания.

- Это не допущение, Саша. - печально покачал головой Евгений Аристархович. - Это правда.

Правда - обоюдоострое оружие. Впрочем, чародеи знают, как правильно им пользоваться.

Круг. Взгляд. Бушующие за спиной тени. Зажатый в правой руке посох. Магия, пульсирующая на кончиках пальцев левой руки. Слова подготовленных заклинаний, переполняющие память.

«К магам и чародеям в любом королевстве всегда счет особый,» - сказал странный чужак. Что ж, ему действительно знакома правда.

- Вы уж простите меня, Евгений Аристархович, - пробормотал Сашка, чувствуя, что больше не в состоянии сдерживаться и притворяться обычным человеком. Обычным? Хотя к вопросу об искренности в самоопределениях можно будет вернуться когда-нибудь потом. - Но у меня такое ощущение, что с того дня, когда на Объект доставили первых пострадавших от сфинкса, я не слышал от вас ни слова правды.

Выбор сделан, и тени кричат за спиной: да! Деритесь же! Пусти ему кровь!

Вот только - кому они кричат? Чьей победы жаждут?

- Помните, как погиб Витька? В ту ночь, когда на Объекте был пожар?

- Я еще старался вас убедить, что виновник происшествия - действительно дракон, - усмехнулся Лукин, рассматривая молодого человека настороженными черными глазами.

Глюнов забарабанил кончиками пальцев по столешнице:

- Серега Барабанов сказал странную вещь: вроде как Виктор очень желал заслужить вашу похвалу. А за что вы должны были похвалить Виктора? Зачем он вдруг ушел один за ограду Объекта? Искать Игоря? Ловить сфинкса?

- Хороший вопрос, - похвалил доктор. - Жаль, что нельзя уточнить у самого Сереги, что он имел в виду.

- Я слышал, как он просил у вас прощения, - напомнил Сашка. - За то, что не смог застрелиться, как вы посоветовали ему сделать.

Заклинание и контрзаклинание. Удар и щит. Посох плюется огненной стрелой, но противник уворачивается, и она уходит куда-то за спину, в мельтешащие, неистовствующие тени.

- Он был расстроен. Пьян. Почти невменяем. Он мог сказать абсолютно всё, чего только душеньке угодно, - Лукин взял в руки темно-лилового Чародея и задумчиво покрутил фигурку.

Ошибка! Как он мог допустить столь простую ошибку! Теперь у Сашки может создаться впечатление, что он оправдывается, пытается себя выгородить! А это неправда, нет! Он действительно не желал зла ни первому, ни второму лаборанту, просто… так получилось.

- Послушать вас, Саша, так я просто злой гений. Этакий Темный Властелин деревенского масштаба. Всё рассчитал на десять шагов вперед, жонглирую обстоятельствами, скармливаю людей доисторическому монстру. Бррр… И как это вам не страшно общаться с коварным мной?

- Не страшно, - угрюмо ответил Сашка.

Потому, что теперь я знаю, что такое смерть, - хотел добавить он. - Я видел, во что превращаются тела людей после встречи с когтями сфинкса. Как сгорает воздух при попытках полуэльфа остановить чудовище. Как медленно и неохотно уходит жизнь…

И вы буквально час назад любезно показали мне, во что превращаются люди, лишенные души. Их вой, отчаянный и одинокий, - разбивает мне сердце.

- Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы сами, собственными руками, убили Сергея, Игоря или кого-то еще… Просто… - смутился Глюнов. Вцепился в волосы, будто хотел таким странным образом вытащить из памяти неприятные мысли. И, наконец, заговорил: - Просто вы не сделали ничего! Вы могли предупредить - Монфиева, Волкова, Серова! Вы могли объяснить, кого следует опасаться! Вы же знали, что это сфинкс, может быть, знали и о его повадках - вам мог рассказать и Ноадин, а если нет - почему вы не спросили Гильдебрана?! Вместо этого вы поступили, как… как собака на сене! И сами не могли справиться с ситуацией, и не позволяли никому вмешиваться в происходящее! То, как вы тайком протащили сфинкса на Объект - вообще верх безответственности!

- Успокойтесь, молодой человек. Истерика мужчинам не к лицу.

- Я спокоен, - в сердцах бросил Сашка. - Я спокоен!!!

Ага… как разбуженный дракон…

- Осмелюсь повторить то, что уже говорил раньше. Когда мы застряли с вами в лифте, если вы, конечно, помните об этом случае. Разводить панику и суету - конечно, может быть, вы правы, мне надо было поступить именно так. Вызвать милицию из города, сознаться, что я подозреваю в нападениях на людей залетевшего из другого мира сфинкса - другой вопрос, где бы я потом оказался, но оставим его до лучших времен. Но вы же сами согласились со мной: тварь нужно исследовать! Изучить! Выяснить, в чем ее секрет, как же ей удается гипнотизировать людей? Вы абсолютно правы: эксперимент оказался опасным для окружающих. Я совершил ошибку, даже несколько ошибок, доверяя людям, оказавшимся неспособными выполнить поставленную перед ними задачу. Но я был прав! Подумайте, сколько жизней можно спасти потом, заставив способности магического зверя работать на благо общества?

Помните, зимой Журчаков сумел создать генетический образец - змею со сверхсильным ядом? Ему еще премию дали, потому как его исследования сказали новое слово в фармакологии, - на основе яда геномодифицированного уродца стали разрабатывать десяток новых лекарств. А знаете, никакого открытия-то и не было! Была трехголовая змея - не мутант, а вполне обычная тварь - для тех мест, откуда был родом Ноадин или наш пациент из палаты номер девять…

Зачем люди изучают вирусы гриппа? Для чего запускают искусственные спутники на край Солнечной Системы? Что, скажете, что исследования свойств расщепленного атома были мирными и безопасными для здоровья окружающих? Да что ж вы за ученый, Сашка, что не можете рискнуть, пройтись по краю пропасти ради открытия Истины?

Если он, в дополнение ко всему, еще и скажет, что жизнью одного человека можно и должно пренебречь ради всеобщего блага, - решил Саша. - Я его убью.

Евгений Аристархович в раздражении расхаживал по кабинету.

- Да как же вы не понимаете? На Объекте частенько происходят необычные события, но большинство из них - явления физического плана. Сабунин прыгает от счастья, когда вдруг его подчиненные «ловят» разряд шаровой молнии или какие-нибудь другие аномалии, фиксируемые лишь датчиками и приборами. Живые образцы - редкость, один случай раз в три-четыре года. А уж такой образец, как сфинкс - это… это просто немыслимая ценность! Живое Эльдорадо!

- И вы захотели получить его в личную собственность.

Яркий и самоуверенный электрический свет падает с потолка, скользит по лицам беседующих людей, сползает по полированным стенкам мебели и отскакивает от стеклянных и металлических поверхностей. Свет безжалостен и беспощаден - он заполняет собой всё помещение, начиная от запертой двери и заканчивая жалюзи и оранжерейной преградой. Кажется, что при желании можно рассмотреть даже воздух, которым дышат люди, не то, что какую-то правду…

И почему мерещатся тени, притаившиеся в углах?

Лукин замахал руками, выражая агрессивный протест:

- Позвольте не согласиться с сарказмом вашего утверждения, молодой человек! Может быть, вы знаете кого-то другого с экстрапсихическими способностями? Или у вас самого есть диплом об окончании высшего магического заведения? Естественно, в последующем изучении сфинкса я рассчитываю, в основном, на свои силы. И на вас, Саша.

- Я не собираюсь участвовать в подобных играх.

- Это не игра, Саша, - мягко, крайне убедительно возразил Лукин, возвращаясь в кресло. - Это - величайшее открытие современности.

- Я не… - растерялся Сашка. Сглотнул появившийся в горле ком. - Если подумать, то…

- Посмотрите на меня, Саша, - велел Лукин. - Посмотрите мне в глаза, и честно скажите: неужели вы действительно можете равнодушно пройти мимо загадки гипнотизирующего, сотворенного магией зверя? И вам не интересно, на что он способен? И вам безразлично, какие возможности открывает это знание?

Хуже всего то, что Лукин прав, подумал Сашка. Что ни говори, а правда действительно опасное оружие. Нервно облизнул губы, он посмотрел прямо в глаза собеседнику - тот, наконец-то, находился на таком расстоянии, что даже невооруженный привычными диоптриями близорукий глюновский взгляд мог различить темные зрачки, внимательный взгляд…

В следующий момент Сашка почувствовал сильный толчок и понял, что падает.

Он упал на арену, в пятно неверного, тусклого света, и тени за пределами круга взревели от восторга. Играй же! Играй! Сражайся! Бей или умри!

Сашка растерянно оглянулся по сторонам - невидимые зрители рассыпались в прах, улетели бестелесным ветром, собрались барханами, и теперь перекатывались, перекликались, собираясь, чтобы вновь рассыпаться и закричать: чего стоишь, дурень? Сражайся!

Впрочем, ничего это не было. Здесь вообще ничего нет, - понял Сашка.

-  Можно назвать это субъективной реальностью, - сказал Лукин, появляясь из мрака. Он в темном балахоне, ниспадающем до земли, длинные рукава закрывают кисти рук; лицо в неверном свете приобрело жесткость, и стало похоже на лик каменного божества, ухмыляющегося ветрам пустыни несколько тысячелетий подряд. Его взгляд черен и пуст. - Но я называю это воображением.

В руках Лукина появляется посох. Не посох Ноадина, тяжелый жезл, покрытый резными узорами, рунами и рисунками созвездий чужого мира, жезл, повелевающий чувствами и разумом существ, нет, а всего лишь - только, Сашка, не смейся, - плод воображения. Темно-серая, цвета залежавшейся пыли, палка, свитая - то ли из корней деревьев, то ли из застывших змеиных тел.

Нет, внезапно догадывается Сашка. Это нервы. Те самые, которые не восстанавливаются - ветвящиеся дендриты, пульсирующие внутренним темным светом ядра, таинственные синапсы и длинные аксоны, свитые таким образом, чтобы проводить во вне желания мага.

Несуществующий песок под ногами глушит шаги.

-  Вот видите, как здесь уютно, - Лукин показывает на пятно света и окружающие его тени и шорохи. - Здесь можно побеседовать без помех, без недомолвок и иносказаний. Давайте начистоту. Мне нужен сфинкс, поскольку, изучив его, я стану сильнее. У меня, - чуть заметно поморщился Евгений Аристархович, - совершенно нет иллюзий относительно моего предела, как волшебника. Ноадин соглашался мне показывать только самые простые фокусы, их, разумеется, хватает для моей карьеры, но я всегда знал, что способен на большее. Мне нужны тайны сфинкса, и от вас, Саша, зависит, поделим мы их - или мне придется действовать самостоятельно.

-  Погодите… погодите, - Сашка сделал несколько шагов в сторону, неосознанно стараясь увеличить дистанцию между собой и Лукиным и боясь, по-настоящему пугаясь отступать в перешептывающиеся за спиной тени. - Разве вам никто не говорил, что приручить сфинксов невозможно?

-  О-о! - довольно протянул Лукин. - Интересно, а кто сказал подобную чушь вам? Попробую догадаться: вашего эксперта по сфинксам зовут господин Октавио из рода Громдевуров. Где вы с ним встретились? И чем он вас припугнул?

-  С чего вы взяли… - отступает Сашка. - Вообще-то, меня просвещал о повадках сфинксов Гильдебран.

Тени шелестят за спинами напряженно оценивающих друг друга магов.

-  Наш самозваный святой? Думаете, у вас получится спрятаться за спиной этого безумца?

-  Зачем вы так о нем?

-  Затем, что это правда -Гильдебран, увы, абсолютно неприспособлен к жизни. Почти как Ноадин - но тот, если память мне не изменяет, не претендовал на то, чтобы учить меня этике и нравственности. А у этого только и разговоров, что о душе, праве выбора, возможностей изменения… Иногда, - сказал Лукин, обращаясь скорее к себе, чем к Глюнову. - старик Бран чудит так, что я кажусь себе пациентом ЕГО клиники. Но мы отвлеклись: что же насчет Октавио Громдевура? Вы с ним знакомы? Или нет?

«Нервный» посох разворачивается атакующей коброй и выпускает поток удушающей пыли; разрозненные кусочки воспоминаний бьют в лицо - ночное путешествие на самоходной куче крапивы, подсвеченная огнем костра хитрая физиономия Громдевура, объясняющая стратегию кошачьих диверсий… Пылинки памяти кружат, кружат, забивают горло и нос, заставляя остановиться, опуститься на колено и подпустить противника ближе…

Лукин что-то говорит - кажется, спрашивает, не боялся ли Сашка общаться с профессиональным убийцей; и вообще, понимал ли он, что делает, помогая укрываться сбежавшему из психиатрической клиники безумцу… Слова рассыпались темно-серой пылью, неверным облачком тянулись за огромными нервными клетками странного посоха, и свивались, скручивались плотным коконом вокруг Сашки, мешая дышать. Заставляя говорить именно то, что хочет слышать господин маг. Опутывая невидимой, неразличимой сетью с головы до ног…

За спиной хихикают тени - кажется, юнец сдался. И стоило ли устраивать шоу - выходить на арену, называть себя магом… Посох подрагивает в руках колдующего Лукина, и кажется, что ядра гипертрофированных нервных клеток подмигивают Сашке: ну что, братец, самое время распустить нюни. Всхлипнуть: я хотел, как лучше… Вы ж, Евгений Аристархович, сами вра-а-али, а меня говорящий Кот да мельтешащий посреди «коллайдера» дракон до опупения довели, я ж нормальный человек, я боюсь признать, что…

Стоп.

Нормальный?

Что, и в самом деле на такую вот «полянку» Нигде-Никогда попадают нормальные люди? Я ведь тоже немножечко маг, мне б сюда пару косточек, я б скелет какого-нибудь тираннозавра-защитника придумал… Но настырные воспоминания, повинуясь движениям посоха Лукина, мешают сосредоточится. Вот лицо Гали - перепуганное и бледное, со следами слез по пропавшему Игорю; половина населения Объекта считала, что Волидаров ее не достоин, но кто поймет этих женщин? вот Лотринаэн, почему-то похожий на семидесятилетнего старика - белые волосы, покрытое красными неровными пятнами лицо… Лицо Игоря - перепачканное темной спекшейся кровью из разорванного горла; незнакомый ролевик с густыми, почти сросшимися у переносицы черными бровями… Федя Прытковецкий, с хитренькой улыбочкой перекидывающий с руки на руку футбольный мяч и обещающий устроить матч «Очкарики» против «Волчат» после того, как вернется - уж не знает он, Федя, куда они с Волковым нынче вечером поедут, не его, Феди, дело, приказы обсуждать… Рой воспоминаний кружит, и каждый всплывающий в памяти образ накрепко соединен с прочным, клейким, удушающим чувством вины: ах, если бы Сашке быть повнимательнее к окружающим людям, ах, будь он менее доверчив к замечательным речам Евгения Аристарховича, ведь он должен, он должен был догадаться о существовании наглой жестокой твари, питающейся душами… И остается только задыхаться в плотном коконе, сотканном из горьких сожалений о неверных решениях и неправильных поступках.

Вот Серега - с залитыми чернотой глазами и лицом потерявшегося, перепуганного ребенка, истекающий кровью… истекающий? странно спокойный, как тогда, в операционной, когда зеленая линия отметила секунду, когда он перестал бороться за жизнь. Бледная прозрачная тень, пахнущая плесенью и сумраком… Она манит, зовет, тянет руки - и, по идее, должна вызывать страх, непринятие и желание отодвинуться, но у Сашки почему-то она исключительно вызывает в памяти длинный список латинских называний, который он заучивал к экзамену по микробиологии.

Кажется, мы уже встречались, - скромно улыбается Смерть.

Непостижимая кокетка, сейчас она приняла новое обличье: ответь на вопрос, расскажи чужие секреты, которые хранишь не потому, что обещал, а потому, что знал - в правду не поверят. Открой свою душу настырному, любопытному магу, укрась своим нервным веществом его посох, - и будет тебе жизнь без печали…

Без печали и без сожалений, потому, что отныне ты не будешь мучиться выбором, решая, правильно или неправильно поступаешь, - за тебя всё решат другие. Подчинишься мнению кого-то, согнуться в поклоне перед Королем, а может быть, застыть, раскрыв рот от восторга перед тайными знаниями Звездочета, но так или иначе…

Это всего лишь игра, - нежно, певуче поучает Смерть. Не бойся, глупый…

Сашка тяжело и неуклюже падает на несуществующей песок магической арены. Непослушные пальцы пытаются поймать нить удушающих воспоминаний, разорвать кокон, найти… хоть что-нибудь. Какой-нибудь якорь, спасательный круг, соломинку… А вместо этого в лицо нагло ухмыляется уродливый - то ли кошачий, то ли человеческий - череп сфинкса.

Рука сама собой зачерпывает горсть песка и бросает его… куда-нибудь, на удачу. Сашка буквально слышит - да уж, надо признать, воображение у него отменное, спецэффекты на уровне мировых стандартов, как песчинки Арены Забвения шуршат о посох, хламиду и кожу Евгения Аристарховича. Тот отшатывается - ага, не понравилось?

-  Боитесь утратить себя? - понимающе ухмыляется Лукин, стряхивая с лица и плеч остатки «песчаного снаряда». - Что ж, понимаю, понимаю. Но таковы правила игры: свободны в своем выборе лишь безумцы - это я вам как психиатр с почти сорокалетним стажем говорю. Всем остальным приходится решать, на чьей стороне он готов играть - на стороне Королевства, где сильны лишь избранные фигуры, да и то исключительно потому, что все остальные хором убеждают себя и их в избранности, силе и могуществе. Или же попытаться проявить заложенные от природы, по шутке Судьбы, таланты Звездочетов - да, готовясь к тому, что иногда придется идти босыми ногами по битому стеклу, не рассчитывая на понимание и поддержку, и надеясь исключительно на себя…

-  Это не игра, - прохрипел в ответ Сашка. Он с наслаждением глотал воздух - прекрасно сознавая, что на самом деле никакого воздуха нет, и вообще, он сидит в кабинете, где, приветствуя яркий свет электрических ламп, покачивают пестрыми венчиками экзотические орхидеи; и нет никакой Арены Забвения, места испытания начинающих магов… нет песка, нет кокона удушающих воспоминаний, нет воздуха, который с наслаждением втягивает в себя несуществующий Сашка Глюнов… Всё это - исключительно плод воображения.

Хе… так почему ж не вообразить себя победителем? Прямо здесь и сейчас - выбрать тот ход событий, который приводит к победе?

Сашка очнулся от колдовского наваждения. Дернул головой, сжал переносицу, мельком осмотрелся по сторонам - да, именно так. Свет, орхидеи, ноут на столе, меч на стеллаже, чуть приоткрытая дверь, за который слышатся едва различимые шаги. И нет облаченного в балахон Мага, жаждущего поглотить вашу душу, а есть всего лишь старый знакомый доктор, в белом халате и тридцатью семью годами службы в психиатрии за плечами.

- Это не игра, Евгений Аристархович, - проговорил он, нервно постукивая по шахматной доске зажатыми в кулаке очками. - Это, знаете ли, жизнь. Здесь нельзя набирать баллы и бонусы, совершая правильные или неправильные поступки, а из-за того, что вы «хотели как лучше» - одним не сказали, другим не объяснили, третьих ради высоких целей и Истины Науки подставили, - погибло несколько людей.

- Только не говорите, что вы скучаете по Константину Сергеевичу, - криво ухмыльнулся Лукин. (Почему, почему заклинание перестало действовать? Собраться. Успокоиться. Попробовать снова.)

- Категорически не могу согласиться с вашей формулировкой, - покачал головой Сашка.

Тени шуршат, спешно обсуждая события, происходящие в круге. Господа маги застыли. Молчат. Решаются?

- Значит, сфинкс неразумен, - спокойным ровным тоном подытожил доктор.

- Нет. Поэтому «пользоваться» его магией вы не сможете. А биологические свойства… - короткое движение плеч. - Что ж… Попробуйте договориться с Алексей Павловичем или Яном Витальевичем. Только почему-то мне кажется, что первый вас пошлет, а второй, как ни крути, больше антрополог, чем палеонтолог - он, если честно, не справится.

- И вы отказываетесь помочь мне в изучении свойств посоха Ноадина? О том, чтобы устроить встречу с господином Октавио, я, пожалуй, даже заикаться не буду…

- Правильно, - вежливо согласился Сашка. - Не стоит.

- В таком случае… - тяжело вздохнул Евгений Аристархович. - Мне очень жаль.

- Мне тоже, - с теми же интеллигентными, уважительно-корректными интонациями ответил Сашка.

На этот раз он знал, чего ожидать.

Он упал на Арену, сгруппировался, перекатился по воображаемому песку. Не слишком изящно, зато быстро поднялся на ноги и отскочил как можно дальше от Евгения Аристарховича - на самую границу между тусклым светом и пахнущей прахом, перешептывающейся, хихикающей над собственными шутками тенью.

Вы сказали, что всё дело в воображении? Как же вам повезло, Евгений Аристархович! Ведь именно в воображении мне нет равных! Да, я, конечно, могу придумать, как меня душит чувство вины - и оно действительно есть, и, поверьте, оно отменно мерзкая штука; но уверяю вас, что могу вообразить не только это. Полтораста лет назад профессор Кювье придумывал старолюдных монстров, посмотрев на пару костей, а мы, студенты профессора Гугони, когда готовили выставку палеонтологической секции университетского музея, сочинили четыре десятка новых биологических видов - вот где бушевали зверства и страсти! Особенно когда выяснилось, что половины костей не хватает, а те, что есть, таинственным образом отделились от ярлычков с латинскими подписями…

По аксонам-дендритам, которыми легко манипулировал Лукин, пробежали отсвечивающие темным пламенем искры. Что будет на этот раз? Вихрь воспоминаний? Клейкая паутина вины?

В Сашку полетела целая стайка мелких электрических разрядов. А, кажется, нечто подобное называется инсайтом, сиречь озарением. Хм…

Глюнов неспешно и изящно ускользнул, отступил в тень - заставляя противника сбить ритм атаки, потратить несколько секунд на то, чтобы оглядеться по сторонам, вычислить место пребывания противника и скоординировать новый выпад.

Вам кажется, что вы знаете обо мне всё? Успели составить мнение, пока развлекали меня игрой в шахматы и рассказами об эдиповых комплексах? Может быть, может быть… но я-то знаю о себе чуть больше. Я знаю не только, кем я стал, но и то, кем мог бы быть…

Я ведь уже говорил, что воображение у меня замечательное? Эх, сюда бы пару костей, я бы показал вам, на что способен ботан и зубрила Сашка Глюнов!

Как по волшебству - впрочем, Нигде-Никогда всё происходит именно так, - Сашка почувствовал в руках тяжесть. Посмотрел и захихикал в восхищении от собственной фантазии: он держал посох. Самый настоящий чародейский посох, составленный по «рецептам» классиков жанра: костяной, длинный, загадочный, украшенный наверху черепушкой с горящими зеленым светом глазницами.

Как раз к этому моменту у Лукина стало получаться большое, пропитанное фиолетовыми чернилами облако, медленно расширяющееся и грозящее закрыть собой и без того тусклый свет Арены Забвения. Исключительно для Сашки - сам Евгений Аристархович ловко отступил в сторону.

А мы облачко рассечем на части. Фьють-фью, свистнул костяной посох. И швырнем в вас какой-нибудь молнией - как вам понравится ветвистая, светло-зеленая? А как насчет теней - с вашей стороны было столь любезно напомнить мне о смерти друзей и товарищей, почему бы вам самому не полюбоваться… хотя бы на растерзанного Витьку? Посмотрите в его тусклые мертвые глаза, попробуйте пересчитать раны и укусы…

Призрак Витьки - почти как настоящий, только насквозь прозрачный и светящийся изнутри потусторонним светом, - поплыл к Евгению Аристарховичу, заставляя его загородиться «нервным» посохом и забыть на некоторое время о планирующейся атаке. А как насчет призрака Игоря? И Волкова (ух, он и после смерти выглядит, как бандит)? И Гали? Ее призрак несовершенен - скорее, бледный образ; в конце концов, девушке повезло, и она не умерла; но у вас ведь тоже очень хорошее воображение, Евгений Аристархович: посмотрите на прозрачное серебристое облачко, принявшее ее черты, и вы увидите боль, отчаяние и тоску… Всё это Смерть, Евгений Аристархович. Хоть иногда она и кажется исключительно приложением к выигрышу, необходимым доказательством поражения противника…

Смерть ободрительно хлопает Сашку по плечу и продолжает наблюдать за представлением.

Теперь, когда Сашка освоился в Нигде-Никогда, действо стало занимательнее. На черные молнии, выпускаемые тускло поблескивающим посохом Лукина, костяной посох отвечает своими, светло-зелеными или светло-серыми. Фонтанчики пыли и поднятого с Арены песка рассыпаются от ударов посоха и старшего, и младшего чародеев; призраки, вызванные Сашкой - и зеленоватые умертвия, и серые тени несбывшихся, не вовремя скончавшихся надежд, - летают вслед за Лукиным… и в какой-то момент он прекращает атаковать, и теперь занят лишь тем, чтоб защитить себя, отгородиться от навязчивых напоминаний о смерти… В качестве последнего рубежа обороны он выставляет набалдашник посоха - до поры до времени тот был закрыт длинными рукавами балахона.

Сашка рассмеялся по-настоящему: снова сфинкс! Старый знакомый! Но теперь-то ты не испугаешь меня своими секретами…

Где-то далеко-далеко слышатся голоса - но маги слишком увлеклись сражением, чтобы слышать, как их окликают по именам. Что значит имя? Что значит кто-то и что-то, существующее в другой, настоящей реальности, если Нигде-Никогда позволяет выяснить, выяснить раз и навсегда, кто более сведущ в искусстве тайных знаний? Кто более достоин колдовского посоха? Кто сможет пройти по дороге, подсказанной звездами?

И для кого предназначена эта дорога?

- Женя! Ответь же, очнись!

- Мэтр Сашка, - трясет кто-то за плечи Сашки. - Сукин ты сын, отвечай! Чего застыл?

- Мне кажется, что лучше их не беспокоить, - третий голос. Мелодичный, знакомый, задумчивый. - Весьма опасно нарушать подобную концентрацию магических усилий…

- Мя…мяу…

- Дай сюда! - командует второй голос - тот, что погрубее и активнее.

- Ой!!! что вы с животным сделали?! Куда он пропал?!

Мяв приобретает оттенки пикирующего с высоты реактивного самолета.

- Я как раз хотел сказать, - уныло комментирует Лотринаэн. - Что нарушив концентрацию мага, вы нарываетесь на то, что маг, придя в себя, на вас же всё раздражение от неудавшегося магического действа и выдаст.

- Всё сказал? - грозно нахмурился Громдевур.

Марина Николаевна, и без того смущенная и выведенная из душевного равновесия подслушанным разговором, перевела взгляд с одного мужчины на другого. Женская интуиция подсказывала ей, что без мордобоя сегодня не обойдется. Ох уж эти мужчины! Разве нет других, более важных дел? Сердечный приступ Гильдебрана, например… И у нее самой вдруг возникли зрительные галлюцинации: вот только что держала на руках перепуганную мокрую черно-белую животинку, потом из темноты коридора появились люди, которым Евгений Аристархович вряд позволил бы прерывать терапевтическую сессию. Лот и второй, незнакомый господин не слишком вежливо вошли в кабинет, и Марине Николаевне не оставалось ничего другого, как идти следом. И обнаружить собственного мужа застывшим, безучастным, сконцентрировавшимся до такой степени, что он не слышит даже собственного имени. Если честно, Марине Николаевне было немного стыдно, что она не успела помешать громиле выхватить из ее рук кота и запустить им в Женю, но гораздо сильнее стыда было здоровое женское любопытство:

- Может быть, вы объясните мне, куда пропал кот? Вы же кинули им в Сашу, он должен быть здесь, в этой комнате, упасть на диван или, в крайнем случае, на журнальный столик?! - не верила собственным глазам Лукина.

- Обыкновенная магия, - пожав плечами, объяснил Лотринаэн. - Самый обыкновенный переход между реальностями…

- Да-да, - поддакнул Октавио. Он по-хозяйски прошелся по кабинету, осматривая незнакомые вещи, выискивая другой предмет, которым можно было бы запустить в неподвижно застывших друг напротив друга магов. - А на Кота забейте: все равно выживет…

Реактивный мяв усиливался с каждым мгновением. Сашка, мгновенно почувствовавший в приближающемся звуке что-то свое, родное, вовремя отскочил в сторону, и Черно-Белый Кот приземлился прямо на Лукина, расцарапав ему лицо и руки, которыми маг попробовал защититься от неожиданной помехи.

-  Прочь! Прочь, мерзкое животное! - не стерпел Евгений Аристархович, замахиваясь на Кота посохом.

Из свитых в единое целое магических аксонов вырвалась темная молния, ударила Черно-Белого в пушистую спинку - Кот заорал, вздыбил шерсть и помчался прочь.

С удивлением и мистическим ужасом Сашка увидел, как с каждым шагом меняется сотворенный магией кадавр. Нет, еще одного комплекта конечностей, хвала всем богам, у Кота не выросло, и даже в размерах он не слишком увеличился - всего лишь как обычный кот, которому настало настроение вздыбить шерсть и испугать соседского барбоса.

В Черно-Белом Коте изменилось… нечто. Он бежал столь уверенно, уходя от атак Лукина и выискивая щели в отступающей тьме, шуршащей прахом за границей Арены, что казалось - он создан именно для этой воображаемой реальности. А может, наоборот, она сотворена для Кота. Для того, чтобы было где побегать, не боясь наткнуться на мебель или какое-нибудь дерево; погоняться, играя с забавной мышкой, которая вопит, размахивает посохом и почему-то думает, что она кошка…

Тусклый свет отражался от белых пятен шерсти Кота, а тени, наоборот, тянулись к антрацитово-черным клокам шерсти, и внезапно избавившемуся от близорукости взору Сашки Глюнова открылась странная картина: там, куда направлялся Кот, появлялась новая Арена, новое пятно тусклого света, и тени устраивались посмотреть на представление; еще одно пятно, еще одна Арена… Бесконечное множество выборов, Хаос черного и белого, тусклого и затененного, испытание, испытание, испытание…

-  Саша, - осторожно позвал голос Лотринаэна.

-  Чего? - буркнул он, не спеша открывать глаза.

- Может быть, ты вернешься? Кажется, ты победил.

- Я не победил. Просто мой противник сбежал с поля боя, - ответил Сашка, медленно открывая глаза.

Так. Встревоженная Марина Николаевна, Лотринаэн, прохаживающийся вдоль книжного шкафа Громдевур, неподвижно застывший в кресле Евгений Аристархович… с весьма и весьма расцарапанным лицом.

- Не привередничай, - хмуро посоветовал Октавио. - За всяким трусом и беглецом гоняться - ног не хватит. Ну что, мэтр, очнулись? - с какой-то ненатуральной заботой похлопал он растерянно озирающегося по сторонам Лукина.

- Где… - прохрипел Евгений Аристархович. - Где это мерзкое животное? Оно украло мой посох…

- Найдется, - пообещал Громдевур. - Вы мне скажите, папаша, вы как, наколдовались уже? А?

- Я… что… сейчас я… - покрутил головой Лукин, стараясь прийти в себя.

- Нет, мэтр, - с откровенным садизмом в голосе пообещал Октавио. - Сейчас - я.

И с большой сноровкой сомкнул на горле пожилого врача сильные руки.