"Короли и Звездочеты" - читать интересную книгу автора (Туулли Лана Борисовна)II. ПЕШКИ Еще одной приметой весны для Саши Глюнова стало впечатляющее количество ролевиков, бродящих по окрестностям Объекта. - Обычное обострение, - с улыбкой прокомментировал доктор Лукин появление первой ватаги добрых молодцев и девиц студенческого возраста в раскрашенных картонных доспехах. Саша уныло просматривал записи с видеокамер дальнего периметра, думая о том, что сам бы не отказался вот так выбраться на природу, пусть даже чахлую и безжизненную, пожить в палатке, замаскированной в шатер доблестного рыцаря Айвенго, лабать на расстроенной гитаре серенады для прекрасной леди Маши… - Раньше их бы в кутузку засодили, - объясняла тетя Люда, выдавая Черно-Белому Коту шесть дополнительных порций в расчете, что тот поделится с Глюновым. - Появись они поблизости. А нынче - ты глянь, демократия… Срамотищу разводят, где это видано - парни в женских париках и колготках, да девки в кольчужных лифчиках, тьфу, стыдоба… Не испорченная современной цивилизацией тетя Люда в чем-то была права. И Саша только позже догадался, в чем выгода появления разнообразных «хоббитов», «эльфов» и «конанов». От города далеко, на свежем воздухе побыть полезно, скажете вы. Ага, кто ж спорит. А провизию закупать где? Опять же, в палатках на голой земле холодно, где ж достать «обогрев»? Поплутав по Сети, Саша Глюнов нашел подтверждение своим догадкам: ослепительную рекламу тур-фирмы «Курезадов и Ко», предоставляющей услуги по организации «экстремального туризма с элементами ландшафтного отдыха и полной иллюзии магической реальности». Оказывается, этот пронырливый торгаш предоставлял маленький автобус в распоряжение всем желающим воплотить прочитанное в фэнтези-романах действие в жизнь, мамой клянясь, что место дикое, свободное, никому ролевики не помешают, и вообще, вы тут хоть настоящую Битву Добра со Злом затейте, никому дела нет. Цена за найм автобуса и шофера была настолько смешной, что даже самые трезвомыслящее студенты соглашались. Ну, а к ним и остальная публика подкатывала. Новенький ярко-желтый автобус увозил энтузиастов в степь, выгружал, обещал вернуться через неделю. А потом вступали в бой ребята «штабс-капитана» Волкова. Как они гоняли упревших в эльфийских париках бедолаг! Как издевались над теми, кому доставалась роль аристократов готических времен - если кто не в курсе, наряд таких аристократов предполагал узкие, обтягивающие штаны, а потому вызывал буйные ассоциации у озабоченного Бульфатова. Студенты, искренне не понимая, какого лешего требуют раскрашенные черными полосами спецназовцы в камуфляже, мигом начинали набирать номера телефонов своих могущественных пап и заботливых мам, чтоб возопить горестно «Заберите меня отсюда!!!» Увы. Сотовая связь в районе Объекта глушилась, и дозвониться удавалось одному или двоим из группы (Монфиев специально велел выключать «глушилку», чтоб интереснее было). Заботливые и могущественные папа с мамой, конечно же, пугались, но очень быстро находили информацию (от адвокатской конторы «Сын и Курезадов»), что претензии вояк абсолютно необоснованны, ООО или ОАО, учрежденное Академией Наук, совершенно не имеют права требовать не приближаться к их стенам, и вообще… мы спасем тебя! Да не надо, мам/пап! - мигом отвечали послушные дети, легко соображая, что, раз претензии не обоснованы… Дави серых! Это ж даже еще интереснее, чем бросать жребий, решая, кто играет за «наших», а кто против них. Противник - вот он, за колючей проволок, буравит острым взглядом, а мы тут сейчас развернемся… И они разворачивались. Скромный доход имели все, подсчитал на досуге Глюнов. Конечно, в первую очередь Курезадов, продающий советы, автобус, палатки а-ля «первый поход конкистадоров на назгулов», тушенку, сгущенку, гитары, пиво и картонные доспехи прошлых экспедиций. Свой процент получал Монфиев, которому перепадали взятки от Курезадова. Ролевики набирались здоровья, физической и душевной крепости, недельку побегав с самодельным оружием по горам и степям, пугая «боевой» раскраской и оглушительными воплями ребят Волкова. «Волчата» получали кайф оттого, что наконец-то могли применить на практике итоги своих добросовестных тренировок, порычать, скаля зубы, обзываться в свое удовольствие (Догонюзайца придумывал «эльфятам» нецензурные прозвища прямо-таки виртуозно), а потом еще выпить мировую с потенциальным противником и построить глазки ролевым девицам. (Относительно последнего пункта Волков провел солидную воспитательную работу, особенно с Бульфатовым и Хвостовым, апеллируя к семейному авторитету шкафообразного Догонюзайца, крошащим в пыль кирпичи кулакам Ноздрянина, и пригрозив лично расстрелять того, кому не знаком Уголовный Кодекс и такое абстрактное понятие, как «чистое платоническое чувство»). Самое интересное, что история повторялась каждую вторую неделю. И каждая группа студентов, набравшись за семь-восемь дней больше впечатлений, чем за весь предшествующий год, честно обещала вернуться. Забрать тех, кто проходит курс терапии в клинике Лукина, естественно, ну, и просто вернуться, чтоб, наконец, разобраться, что мощнее - мечи и магия или кулаки да мат Волкова и его компании. Если подумать, то львиная доля удовольствий от гонок «волчат» за засевшими в засады ролевиками приходилась именно на долю Евгения Аристарховича: к помощи доктора обращались все участники боевых действ. Плюс после очередной «ролевки» всегда оставался один-другой пациент, отлично подходящий для тех таинственных экспериментов, которые Лукин проводил в своей клинике. Хмурое и сухое слово «психиатрия» не могло вместить в себя всего обаяния Евгения Аристарховича, под которое попало практически всё население Объекта 65/113 (Кубин уверял, что даже Главный Мозг, он же Система, он же СуперКомп, спрятанный глубоко под землей, в восторге от доктора Лукина). Евгений Аристархович Лукин любил свою неблагодарную, нервную и малоперспективную работу. Он чинил «протекшие крыши». «Вправлял мозги». «Подкручивал шурупчики». «Гонял бесов». Изгонял демонов… В первый же день, когда Саша попал на Объект, ему объяснили: во-он там, за лесопосадкой, спецгоспиталь для солдат-срочников, вдруг собравшихся скостить себе положенный срок службы в Вооруженных силах; а чтоб койкоместа не пустовали, туда еще и местных психов определяют. А если вдруг увидишь странного типа, забредшего на Объект, да тарабанящего чушь и играющего в непонятки, сразу зови Волкова или его замов, пусть доставляют добрым докторам очередного подопытного кролика. Ну да, официально называется «Экспериментальный оздоровительный центр», но, знал бы ты, какие там эксперименты, ты бы здоровым просто так, на честном слове стал… Первые недели Глюнов шарахался даже от тени, которую отбрасывали далекие чахлые березки лесополосы. Потом вникающая во все чужие, ее не касающиеся, дела Петренко насплетничала Монфиеву, что новый аспирант панически чего-то боится, и Большой Начальник снизошел, лично намекнул, что работа у них тут ответственная, персонал нервный, и лучше профилактики ради с Лукиным познакомится до того, как придется. Саша поначалу смущался, заверял, что с головой у него все в порядке, что никаких неврозов, а тем паче - тьфу-тьфу-тьфу… А потом Лукин сам зашел к ним в корпус А и заглянул в кабинет 101 отрекомендоваться новому сотруднику. Евгений Аристархович всего-навсего попросил объяснить, почему опять в его ноуте сгорел предохранитель. Между двумя травмированными современным развитием техники интеллигентами завязался разговор на отвлеченную тему, в которой Глюнов только делал вид, что разбирался, но ноут обещал «посмотреть»… Потом, когда Зиманович объяснил, что у доктора, должно быть, клиника подключена к какому-то неправильному запасному питанию, а потому у всех тамошних приборов время от времени «выбивает фазу» от перепадов напряжения, Саша сам вызвался прогуляться до клиники, отнести ноут хозяину и, заодно, познакомиться с девушками, о которых так вкусно мечтали Витька с Серегой из генетической лаборатории. Заведующий той же лабораторий доктор Журчаков - биологии доктор, - с которым Саша тогда еще не был близко знаком, отвесил болтунам подзатыльники, смерил Глюнова скептическим взглядом, убедился, что новоиспеченный аспирант ему - такому из себя представительному и солидному - не конкурент, и объяснил, как идти. Значит, идешь вон по той тропинке, потом доходишь до лесопосадки из чахлых березок, продолжаешь идти по дороге. А там видишь трехэтажный расползшийся в ширину дом, заходишь и спрашиваешь доктора. Если увидишь, как вокруг дома бродят странноватые люди в скучных серых пижамах - не пугайся, раз добрый доктор позволил, значит, официально они признаны мирными. Не покусают. А если покусают, - еще больше «успокоил» Журчаков, - приходи ко мне. Я ведь мутации изучаю, если что - обеспечу работой до конца жизни… Саша ужасно нервничал и просто заставлял себя передвигать ноги, на каждом шагу уверяя паникующего человечка у себя в голове, что психиатрическое профилактическое обследование - обычнейшее в наши неспокойные времена дело; что его проходят все, даже те, кто собирается стать водителем автотранспортного средства, что педагоги тоже обследуются - Маша рассказывала… Собственно, другого-то выхода нет - убеждал себя Глюнов, но всё равно не мог успокоить грызущего душу червяка сомнения. Вот так Саша к Евгению Аристарховичу и пришел. Конечно, первые пять минут со страху и слова не мог сказать, потом вдруг зацепился глазом за расставленные на столе шахматы - старые, деревянные, с потрескавшимся и от времени потемневшим лаком, замечательные в своей необычной прелести шахматы, мигом сообразил, что конь ест ладью на Е7. «Тогда ферзь кушает пешечку,» - мягко возразил Евгений Аристархович, - «И вам, батенька, мат в два хода». «Точно… И как я сразу не заметил? тогда буду думать,» - нахмурился Сашка. Подумал - и выиграл. Слова «психиатрическая лечебница», оказывается, не так уж и страшны, если ими обозначается небольшое трехэтажное здание с плоской крышей, на которой натянут тент, чтоб медсестричкам было удобнее принимать солнечные ванны; если подразумевается большой и светлый уютный кабинет с безразмерным письменным столом и кожаной мебелью, а главное - с цветущими орхидеями на подоконниках. До знакомства с доктором Лукиным Глюнов никогда в жизни не видел цветущих орхидей - эти чудесные растения представлялись ему чем-то удивительным, из разряда раритетов, доступных только первооткрывателям вроде Колумба, или супербогачам, типа миллиардеров или арабских шейхов. Евгений Аристархович смеялся над такой детской неосведомленной романтичностью - дескать, времена, когда орхидеи считались предметом роскоши и принадлежностью богатого сословия, давно прошли, сейчас это просто цветы - но очень красивые. Невероятно и волшебно красивые, добавил Лукин, осторожно смахивая только ему различимую пыль с плотных листьев растения, и став в задумчивости похожим на очень старого лысого гнома. Орхидеи в «Экспериментальном оздоровительном центре» стояли даже в коридорах - правда, не столь редких сортов, как в кабинете, и Леночка строго предупредила Сашу, что руками трогать их можно только Марине Николаевне - на правах докторской жены, да и лично Лукину. А вот шахматы доктор Лукин «трогать» разрешал, и даже договорился с Сашей, что тот будет хотя бы раз в неделю к нему заглядывать, а то господин Теплаков и его компания только в преферанс горазды резаться, половину сотрудников Объекта на эту дурацкую игру подсадили, а шахматы - это ж игра благородных королей и мудрых звездочетов, и надо прикладывать усилия по ее популяризации. Лукин нуждался в противнике - «Это, батенька, первое дело - чтобы поддерживать себя в достойной форме, нужна соответствующая цель. Иначе - грустно». Чтоб не грустить, они договорились играть по пятницам, совмещая профилактику невротических реакций у Саши и дегустацию пирогов Марины Николаевны, заваривали чай по фирменному рецепту Лукина - «Такую травку никакой заваркой не испортишь», и садились друг напротив друга, нависая над клетчатой доской. По мнению Саши, великолепным набором шахматных фигур, принадлежащим Евгению Аристарховичу, можно было только восхищаться издали, предварительно заперев в какой-нибудь стеклянный шкаф, чтоб не украли. Играть же им было чистое удовольствие! Шахматы были замечательные - не черные и белые, как миллионы пластмассовых фигур по всему миру, а золотистые и темные-темные, густо лиловые, как южная ночь, залитая фиолетовыми чернилами. Светлые фигурки были вполне человеческими; можно было различить прекрасное лицо надменной королевы, король был при полном параде - с короной, мечом и мантией, на которой тончайшей резьбой изображался раскидистый дуб. Кони были рыцарями - всё, как положено, копье, конская сбруя, «стальные» латы; вместо слонов присутствовали «советники», как называл их Евгений Аристархович - один маленький и квадратный, весь топорщащийся диковинными тяжеловесными доспехами, второй высокий, в длинной мантии, с посохом и почему-то с длинными ушками. Ладьи были крепостными башенками, а пешки - два охотника, два кузнеца, купец, меняла, менестрель и шут. Против правил, диктовавших, что «пехотинцы» в шахматах лишены собственных лиц и каких-либо различий, в наборе Лукина все восемь фигурок имели свои собственные, запоминающиеся лица, один потолще, другой повыше, третий играет на крохотной деревянной лютне, а четвертый целится противнику в глаз… «Лиловая» сторона была другой. Король и ферзь здесь носили хламиды от плеч до пят - «мантии, отличающие статус образованного человека,» - объяснил Евгений Аристархович. Посохи верховных чародеев были украшены мельчайшими стекляшечками; одного из «черных» слонов Евгений Аристархович называл «друидом» - у того посох был удивительно похож на живую веточку. Другой слон обозначался как «астролог» - и, к удивлению Саши, почему-то всегда погибал в самом начале партии. Вместо коней у «черных» были кентавры, вооруженные луками, а вместо ладей - «мегалиты», опутанные искусно вырезанными ветками и листвой. Пешки же были вообще не людьми, а существами из сказок - минотаврами, трехголовыми гидрами и балансирующими на хвосте морского конька полулюдьми. Как в эту компанию затесались два обыкновенных волка, Саша до сих пор не понимал. Это были очень красивые и редкие шахматы, пусть и потрепанные, пусть и весьма поцарапанные, и если бы на месте Саши оказалась Машина младшая сестренка-»Не-могу-молчать!», она бы расставила их в ряд на столе и принялась сосредоточенно рассматривать их и мучить сестру и ее «ухажера» сказками, сочиняя на ходу бесконечные истории. Сам Лукин называл набор «Король и Звездочет», сетуя при этом, что в данном конкретном случае название всего лишь дань традиции, а по-настоящему в «Короля и Звездочета» надо играть совершенно иначе, не фигурками, а почти семью дюжинами карт, и там есть волшебные кристаллы, которые у каждого игрока должны быть своими, и менять цвет и силу воздействия при броске с конкретным количеством очков… Но специалистами по карточным играм на Объекте считались Теплаков и его два соисследователя, от Лукина отползавшими с околосветовой скоростью, и лучше уж играть в шахматы - случайностей меньше, а азарту - почти столько же, потирал ручки Евгений Аристархович, и они играли. Засиживались до полуночи, и Марина Николаевна хлопотала, что молодой человек опять не выспится - понятно, что завтра выходной, но ты же знаешь, Женя, что в вашей работе могут быть всякие случайности… Саше стелили на кожаной кушетке в приемной доктора, и он засыпал - в самой обыкновенной психиатрической лечебнице, проходя клетка за клеткой свое вечернее поражение или победу, и почти не думая об основных подопечных Евгения Аристарховича. Их было человек пятнадцать - постоянных «клиентов» психиатрички. Ну, по крайней мере, в цокольном этаже лазарета было пятнадцать запертых дверей, которые Сашка видел однажды -спустился вниз, поискать кабинет Лукина, когда еще не знал, что тот расположен на втором этаже, с юго-восточной стороны. Один пациент, по прозванью Боб, страдал хроническим алкоголизмом и постоянно сбегал из запертой палаты, какие бы сложные замки на дверь не навешивали. С тем же постоянством беглец ловился - около процедурного кабинета, в обнимку со склянкой медицинского спирта, употребленного внутрь вместо наружного. Еще два пациента были тихими сумасшедшими - Леночка как-то проговорилось, что суть их заболевания, вне всяческих медицинских стандартов, составляет убеждение, что оба они являются вампирами. При этом, что удивительно, оба «упыря» неплохо чувствовали себя при дневных прогулках по тихому чахлому садику, и даже вполне спокойно отражались в зеркалах. Однажды Саша прибежал в пятницу пораньше, часа в три, во время полдника, и столкнулся в коридоре с Галочкой, которая больным несла чашки с кроваво-красным содержимым - Сашке стало худо, и он долго не верил, что это всего лишь обычный томатный сок. В тот день, после встречи с двумя чашками помидоровой крови, Глюнов ассоциировал особенно активно, и настоящее и будущее фантасмагорично склеивались с прошедшим и невозможным. «Штабс-капитан» Волков представлялся до ушей заросшим черной жесткой шерстью, имел взгляд дикий и злой, а челюсть необычно вытянутую и четыре слишком острых клыка, торчащих из-под узких темно-серых губ; его команда, как в мультике, рядилась в краденные овчины и прытко догоняла улепетывающих хвостатых и ноздрястых серых зайцев; сверкающий высокотехнологическими доспехами в стиле робокопа Кирилл Зиманович почему-то назывался рыцарем в тигровой шкуре (серебристо-золотистой, а не как обычно, оранжево-черной); режущиеся в преферанс Теплаков с Журчаковым представлялись аборигенами в травянистых юбочках и с костяными ожерельями на шее, уютно устроившимися под свесившейся пальмой; Петренко танцевала ча-ча-ча и швырялась портфелями с секретными документами… Лукин смеялся над ассоциациями и предлагал поработать с сопротивлением, а Марина Николаевна грозно отчитывала мужа: да посмотри ж ты, на нем лица нет! Перепугали его твои подопечные! Дай парню успокоиться! Против всех страхов Глюнова, Лукин не стал пичкать парня таблетками или уколами, а предложил пройтись и подышать свежим воздухом. Вечерело, весна только-только вступала в свои права, и чахлый садик вокруг экспериментального оздоровительного центра как раз соответствовал унылому настроению Александра. Пожилой садовник добросовестно махал метлой - и Сашка, засмотревшись на узоры, которые чертили по серой земле березовые ветки, вдруг остановился и задержался. Дядя Бран - старикан добродушный и приветливый - закончив подметать, подрезал садовыми ножницами подсохшие за зиму побеги; потом, явно считая, что вечер хорошей работе не помеха, принялся переносить кучи мусора поближе к будущему костру. Сашка, не заметно для себя, начал помогать, потом они с дядей Браном долго сидели, смотрели, как чадит слабенький костерок, с недовольством потребляя отсыревший весенний мусор. Бран рассказывал о чем-то - дескать, вот, садовничаем помаленьку, а был у него друг в далекие времена - так ему стоило плюнуть, так и дерево бы выросло, да не простое… А золотое, - в тон подхватил Саша, и дядя Бран рассмеялся - нет, зачем нам золото? От него только душе искушения! А вот бы деревце, с одной стороны - вишневое, а с другой сливовое. Подумаешь, - хихикнул Саша, - да Журчаков и не такие фокусы горазд выделывать. Тоже мне, юные мичуринцы; не стоит им ждать милостей от Природы… С Браном было уютно и спокойно, веселые голубые глаза старика смотрели на мир так, будто этот чахлый голый садик позади потерянной в степи психиатрической клиники был лучшим местом во Вселенной, и к ночи Саша чувствовал себя так, будто не мусор - а свои печали сжег в садовом костерке. - Да, Бран - такой, - вздохнул Лукин при следующей встрече. Встал, подошел к подоконнику - там на полу была такая хитрая скамеечка, чтобы низенькому доктору было удобнее сверху опрыскивать фаленопсисы и каттлеи. Лукин взял распылитель, задумчиво выпустил на растения водяное облачко. - Не представляю, что бы я без Брана делал все эти годы… - А что, он тут давно? - черт дернул за язык Сашку. - Давненько. Едва ли не первый пациент в моей клинике. - Пациент? Пациент?! - поразился Саша. Лукин согласно кивнул. Потом, видимо, почуяв, какие бури поднялись в Глюновской душе, обернулся и пожал плечами: - Видишь ли, Саша, - объяснил доктор. - Бывают разные психологические проблемы. То, что мы, специалисты, называем болезнью… Ах, к чему вся эта научная словобредь! Скажи, вот теперь, когда ты знаешь, что Гильдебран - мой пациент, - что, твое представление о старике круто изменилось? «Ага. Не представляете, как круто!» - хотел ответить Глюнов, но почему-то сказал совершенно другое: - Его зовут Гильдебран? Ни фига себе имечко! - Имя-то как раз обычное, - невозмутимо ответил Евгений Аристархович. - Старинное, да, а так вполне человеческое. Знаешь, в кельтской мифологии… И в тот раз они так долго и подробно обсуждали кельтскую мифологию, оказавшую своеобразное влияние на развитие ортодоксального психоанализа, - но совершенно другое, по сравнению с мифологией античной, - что Саша совершенно забыл, что решил для себя бояться «дядю Брана», и, уходя, сердечно, как ни в чем не бывало, рассказал обихаживающему куст черноплодной рябины «садовнику» анекдот про охотника на крокодилов и черствый бургер[1]. Гильдебран на анекдот рассмеялся, и рассказал свой: про пройдоху-вора, однажды в дремучем подпитии пытавшемся украсть хвост у дремлющего дракона. История была веселая, и Сашка всю дорогу назад, в общагу, хихикал - и только на следующий день вспомнил, что бедняга дядя Бран неизлечимо болен, и загрустил. Скажи Саше год назад самый что ни на есть заслуживающий доверия человек - мама, отец, Маша или хотя бы Василь Иваныч Гугоня, - что он будет бегать каждую неделю в психиатричку и смеяться над шутками постоянных пациентов - ей-ей, Сашка бы подумал, что с доверием он поторопился. А так… привычка, знаете ли. Вторая натура. Вот такая, собственно, и была спокойная жизнь у Александра Глюнова до недавнего времени. Снова зазвонил телефон. На этот раз подал сигнал черный аппарат - заслуженный офисный «старичок». Сашка отвлекся от подробного описания нуль-порталов, сделанного по обзору творчества известного фантаста, поднял трубку. Будут молчать? Или Зиманович решил позвать посмотреть на проводимый эксперимент? - Алло? Я вас слушаю, - вежливо сказал Саша в трубку. Ответом ему был короткий матерок в исполнении Ноздрянина. - Тебе сколько раз,…, объяснять,…, как отвечать? Ты «Аист», понял? «Понял, дятел, понял,» - мысленно вздохнул Глюнов. И вежливо повторил, ибо у Ноздрянина, судя по заплетающимся выражениям, уже пена на клыках висела: - Я «Аист», слушаю. - Так-то лучше, - чуть притих Ноздрянин. И добавил, не делая пауз: - Звони Лукину, код 19-а. Мы будем через двадцать минут. - Хорошо, сейчас позвоню, - ответил Сашка, подвигая поближе второй аппарат, помоложе и посовременнее, предназначенный для экстренной связи с экспериментальным и оздоровительным. - Я те,…,»позвоню»! - опять завелся Ноздрянин. - Ты что, у тещи сидишь? Ты, пингвин, не звонить, а докладывать должен, понял? - Понял, понял, - не стал связываться Сашка, набирая номер клиники Лукина. - Всё понял… Код 19-а, размышлял Сашка, - интересно, а что он обозначает? Коды второго десятка обозначали события, связанные с присутствие вокруг Объекта кого-то постороннего. Всю весну звучал код «десятка» - посторонние в близком контакте с дальним периметром! А «девятнадцать»? Глюнов потянулся к стеллажу, искать брошюрку в красной обложке, где перечислялись все внутренние коды и распорядки, - и Черно-Белый Кот, ну как же без него - тут же бросился на клавиатуру, чтобы стереть только что набранный текст. Нет уж, извини… Мы уж сохранились… Впрочем, игривое поведение Кота натолкнуло Глюнова на мысль, что можно и не копаться в поисках давно потерянной брошюрки, а сходить и самому посмотреть, что, как и чего. Заодно сделать профилактическую гимнастику против прогрессирования миопии и остеохондроза, выгнать Кота, чтоб пошел, что ли, мышей половил, и подышать свежим воздухом. Сашка подхватил ЧБК на руки и вышел из душного корпуса. Позади корпусов, блока общепита и стройплощадки суетилась компания техников в синих комбинезонах. Зиманович, возвышающийся над коллегами как минимум на полголовы, со своей аккуратной бородкой похожий на богатыря времен Красного Солнышка, «колдовал» у черного пульта со множеством рычагов и кнопок. Глюнов остановился поблизости и попытался угадать назначение огромного прибора, извлеченного из недр Объекта: огромный круглый металлический каркас был оплетен жутким количеством проводов, на которых висели какие-то дополнительные детали, датчики, кнопочки. Со всех сторон подползали толстенные кабели постоянного тока от дополнительного генератора и вообще, всё выглядело загадочно и солидно, как декорация к фантастическому фильму. - Что за фигня? - спросил он у пробегающего с коробкой дополнительных деталей Кубина. Кубин сочно и кратко Глюнова послал. «Фигня»?! Да чтоб ты в этом понимал! Это не фигня, это новое слово в физике! - Этот, как его… коллайдер, что ли? - уточнил Саша, прекрасно зная, что другого способа, как сморозить абсолютную глупость, получить от Кубина подробный комментарий, нет. - Ты, Саша, тут не умничай, - попросил Зиманович. - И без тебя умных достаточно, - подхватил Кубин. - Нет, а все-таки, что оно делает? - не унимался Саша. - Вертится оно, вертится! - рявкнул Кубин. Саша понял, что на более подробный комментарий рассчитывать не приходится, и отошел в сторонку. Кот попробовал сунуть любопытный нос в конструкцию из проводов и приборов, а Глюнов попробовал его удержать. Получилась боевая ничья: Кот сбежал, а Саша остался лелеять очередную порцию царапин. - Ввожу код, - торжественно объявил Зиманович. - Всем отойти за экран. Минутная готовность. Саша оглянулся в поисках экрана. Нет, вряд ли собранная металлическая конструкция является бомбой особо извращенного вида, но всё-таки… Экрана поблизости не было, техники побежали прятаться в блоке столовой, Кубин и Зиманович явно собирались остаться под прикрытием пульта, и Саша, пометавшись в растерянности и сомнениях, юркнул за ближайшую дверь. Это оказалось не очень хорошей идеей - дверь, хоть и металлическая, была тонкой и хлипкой, содержала несколько прорезей для вентиляции и, оказывается, вела к большому техническому подъемнику, уходящему вглубь Объекта. Более того, в этом импровизированном убежище уже сидел Черно-Белый Кот, настороженно и любопытно наблюдающий за происходящими снаружи событиями через нижние вентиляционные дыры. Саша пристроился к верхним. После того, как Зиманович, по-прежнему торжественно, огласил вводимую числовую последовательность, он рванул какой-то рычаг, бросился под пульт. По приборам, впаянным в металлические дуги, побежали искры, но, должно быть, так и было нужно, потому что постепенно искрить перестало, послышался неведомый скрип-звук-рокот, откуда ни возьмись налетел порыв ветра… - это не было иллюзией, Саша сам почувствовал, как мимо его спасительницы-двери несется пыль, увидел летящие по воздуху вырванные стебельки и смятые окурки, понял, что всё это, без всяких дополнительных нагнетателей, вентиляторов, турбин и прочего, несется в отмеченный непонятно-физической конструкцией круг… Конструкция ощутимо прогнулась под напором искусственно вызванного торнадо, застонала во все механическое горло, и вдруг затихла. Саше показалось на секунду, что в миг, когда поток ветра и мусора достиг максимальной скорость, нутро конструкции пошло рябью, миражом, как бывает летом, если смотреть на дорогу из раскаленного жарой асфальта. Но мало ли, что может начудить современная наука. - Эксперимент завершен, - громко объявил Зиманович, поднимаясь из-за пульта. Саша подхватил на руки Черно-Белого - у того двуцветная шерсть стояла дыбом, а вид был немного смущенный и, почти невероятно, застенчивый - и вышел полюбопытствовать, чему же он стал свидетелем. - И что этот ваш коллайдер должен был сделать? - Э-э-э… протянул Кубин. - Скажу тебе как ученый с потенциалом другому ученому с другим потенциалом: не взорвалось, и то хлеб. - Я серьезно, - обиделся Саша. - Ведь интересно же. - Нам тоже, - согласился Зиманович. - Мы не издеваемся, Саш, мы думаем. По всем расчетам должно было что-то случиться, но вот то ли случилось… мы сейчас показания с датчиков снимем, прогоним их по Системе, авось, окажется, что что-то получилось. - А что вы ее на свежем воздухе испытываете? - не мог остановить поток любопытства Глюнов. - Разве у вас там, в подвалах, не надежнее? - Эх ты, - постучал Кубин пальцем себе по лбу, показывая отношение к Сашкиному здравомыслию. - Голова, два уха. А если рванет, мы как эвакуироваться из-под обломков восьми верхних ярусов будем? А тут, на свежем воздухе, и помирать приятнее. - Это он шутит, - степенно объяснил Зиманович Саше. - В подвалах на четверть мощности мы еще неделю назад проверяли, только получилась какая-то ерунда, вот и решили провести еще один тест, на полумаксимуме… Зиманович обожал такие вот интеллектуальные словечки, вроде «полумаксимума», и с удовольствием вкручивал их в любые мозги, успевай слушать. Саша решил, что пока вопросов хватит, а остальное он узнает потом, когда Кубин накормит полученными данными свою любимую Систему и придет вечером в столовую ужинать и хвастаться. Со стороны послышался шум мотора, Саша обернулся и увидел подъезжающих «волчат». Внедорожник с открытым верхом - разумеется, раскрашенный в обожаемый Волковым серый пятнистый камуфляж, остановился. Прытковецкий принялся извлекать себя из-за руля, а Ноздрянин, увидев Сашу, тут же рявкнул, где, его мать, Боулинг? Где, ваших всех, Лукин? если Сашка, пингвин глазастый, вздумал его, Ноздрянина, за идиота держать и не выполнять, что сказано… Ноздрянин, и так не отличающийся легкостью характера, сегодня был агрессивен на редкость, и Сашка, чего греха таить, порядком струхнул, когда высокий охранник резко шагнул к нему, сжимая кулаки и грозно сводя брови к переносице. Кот, про которого Глюнов забыл, но которого, оказывается, продолжал держать на руках, утробно зарычал и поднял лапу, предупреждая, что… Раздался шум еще одного мотора. - Что-то случилось? - послышался уверенный голос Лукина. - Евгений Аристархович, - мигом поменял гнев на заискивание Ноздрянин. - Гляньте, что мы нашли… - И что же? Лукин поспешил к серому «волчьему» внедорожнику. Сашка, мимоходом заметив, как потешно смотрятся высокий, плечистый Ноздрянин и низенький доктор, не стал сдерживать естественного щенячьего любопытства и побежал следом. - Смотрите, - сказал Прытковецкий подошедшему доктору и откинул брезент, прикрывавший что-то, лежащее в машине. Сашка взглянул - и тут же отшатнулся в инстинктивном отвращении. В машине лежали два молодых, вряд ли старше Сашки, парня - перемазанные черной и бурой кровью, изодранные, скрючившиеся и мертвые. На лицах застыло странное выражение спокойствия и полного внимания, и Глюнов на минуту подумал, что это какой-то розыгрыш, этого быть не может - ведь он же видел этих двух парней, они прибыли с последней группой «охотников на орков», и еще позавчера крутились у забора из колючей проволоки, пытались замазать краской камеру слежения… Нет, это какая-то хитрость, чтобы проникнуть на охраняемый Объект, и сейчас они подскочат, отклеят черные полосы фальшивой крови и скажут… скажут… - Мммяяя! - взвыл Кот, в панике вырываясь из рук Глюнова. - Саша? Саша, - позвал Евгений Аристархович откуда-то издалека. Глюнов повернулся к доктору. Медленно, будто забыл, как дышать и двигать головой. - Саша, вы в порядке? - Что? - Саша чувствовал себя, как во сне. - Я должен работать, - ответил Евгений Аристархович. - По правилам медицинской этики я должен сначала оказать помощь тому, кто в ней нуждается больше. Так вот, я спрашиваю - Саша, вы в порядке? - Я? Да, наверное, да… - Отлично, - похвалил Лукин. Деловито накинул брезент на мертвые лица, сел рядом с Прытковецким и велел ехать в клинику. - А они… - Сашка проглотил горькую слюну. - Они совсем мертвые? - Пингвин ты, Гл - Не пингвин, - как будто из другого измерения, услышал Саша свой собственный голос. - Вы имеете в виду панду - у которой глаза такие же круглые, какими кажутся у меня из-за очков. - Вот так, Глюнов, вы, интеллигенты, и дуреете от своих опытов, - захихикал Ноздрянин, явно, если использовать терминологию, подслушанную у Евгения Аристарховича, сублимируя пережитое беспокойство в нервический смех. Охранник хлопнул Саша по плечу, очевидно, чтобы подбодрить: - Панды ж толстые, это даже моя дочура четырехлетняя знает, а ты - пингвин. Пингвином и помрешь… Смерть… До этого дня Саша видел только одного мертвого человека - бабушку, да и то мама просила подойти к гробу, попрощаться, но Саша так и не смог поверить, что лежащая в обитом малиновом атласом ящике старушка, желтая и застывшая, как кукла из воска, его бабушка. Та самая, которая рассказывала сказки, пекла пироги и сварливо отчитывала за разбросанные по комнате вещи. Она долго болела, пропитав их дом запахом лекарств и старческой немощи, сетовала, что врачи не понимают, что сын пропадает на работе, а невестка - что невестка? С ней даже поссориться нельзя, уж больно хорошая… Отец на похоронах сидел у гроба, сжав руки на коленях, молчал, и Сашка старался смотреть на него, такого непривычно тихого, а вовсе не на чужую куклу, которая когда-то была бабушкой… Оказывается, смерть бывает и другой - перепачканной кровью, скрючившейся под брезентом в чужой машине и наблюдаемый любопытными посторонними, - и Сашка был вовсе не рад такому открытию. День катился своим чередом; неунывающий шутник, продолжавший трезвонить по служебному телефону и выдерживать стойкое молчание, пока Глюнов спрашивал «Алло?», не желал униматься; тетя Люда, уже в курсе произошедших событий, прислала Саше обед в большом металлическом термосе; Петренко, что чрезвычайно удивительно, еще не успела узнать подробности, а потому накрасилась почище индейца на тропе войны и отправилась искать Ноздрянина… Всё как всегда. И то, что два молодых здоровых парня вдруг умерли, волновало, казалось, только Сашу Глюнова, да и то по юности лет и вследствие врожденной добросердечности. Саша пытался отвлечься от ужасной картины, вновь и вновь всплывавшей в памяти - два лица, одно худое, с нездоровой угристой кожей, другое круглое, с восточными широкими скулами и выразительными черными бровями; и мертвые глаза с отстраненным любопытством умалишенных смотрят в пустоту, закрытую брезентом; - а потому вновь и вновь рисовал один и тот же график для бухгалтерии. Монфиев требовал, чтобы график отражал экономию предприятия за истекший период; никакой экономии, естественно, не было, но «вы же, Саша, умный, должны что-нибудь сообразить». Не соображалось, хоть умри… Снова подал голос черный заслуженный ветеран конторского дела. - Алле? - спросил Саша по въевшейся привычке. - «Аист», я «зубр», - ответил голос далекого и притерпевшегося к глюновской вежливости Догонюзайца. - Вызови Лукина, у нас код 19-а. - Уже знаю, - ответил Сашка, грустно вздыхая. - Прытковецкий повез Евгения Аристарховича в клинику, чтобы тот сделал вскрытие и определил в морг, до приезда властей и родственников. Догонюзайца на другом конце трубки шепотом пересказал сообщение Саши, после чего послышался уверенный и деловитый голос Волчановского: - Глюнов, вы шутите? - Нет. Это совершенно не смешно, - уныло ответил Саша. - Тогда тем более звоните Лукину. Мы везем троих. - Что? - не поверив собственным ушам, спросил Глюнов у замолчавшей телефонной трубки. Когда Саша дозвонился до клиники, Евгений Аристархович помолчал, посопел, и осторожно спросил, давно ли разговаривал Саша со своим научным руководителем. - С Яном Витальевичем? Он неделю назад письмо прислал. Электронное, - доложил Саша. - Уверяет, что врачи нашли осложнение, и велит мне до конца первого курса аспирантуры написать две статьи и поучаствовать заочно в трех конференциях. А что? Евгений Аристархович еще немного помолчал, повздыхал и ответил: - Понимаете, Саша, мне нужна консультация Бэлмо. Как специалиста. - Ну так спрашивайте, может, я сумею ответить. Я, конечно, не такой монстр от науки, как Ян Витальевич, но все же… - Я горжусь вашей смелостью, Саша, - обрадовано, как показалось Глюнову, вздохнул Лукин. - Приезжайте вместе с Волчановским. И только потом, когда договоренность была достигнута и телефонные трубки дали отбой, до Сашки дошло, почему Лукин, прекрасно знающий, что Бэлмо, собиравшийся как минимум до осени лелеять сломанные конечности на фешенебельных курортах, отсутствует, попросил «консультации специалиста» именно сейчас. Доктор наук Ян Витальевич Бэлмо был специалистом по морфореконструкции. Другими словами - он продолжал традиции знаменитого Кювье, способного по одному зубу восстановить облик доисторического ящера, и занимался тем, что создавал заново - в масках, слепках и статуях - всяческих вымерших чудищ. Впрочем, за полтора столетия со времен знаменитого палеонтолога наука и техника ушли далеко вперед; и половину работы Бэлмо, говоря по чести и совести, вполне можно было поручать хорошему компьютеру с десятком профильных программ; но Ян Витальевич все-таки был гением. Да, по складу характера и совокупности эгоистического мировоззрения он был большой ослиной задницей, что есть, то есть, но при этом он был гением, и вдохновение, с которым он изучал кости, а потом клеил на силиконовую плоть кожу из папье-маше всяких там динозавров, пещерных медведей и питекантропов, невозможно было измерить никакими гига- и даже терабайтами. За свою долгую научную жизнь Ян Витальевич, превыше всего ценивший личный комфорт, ни разу не съездил на полевые раскопки, ни разу не согласился «взглянуть» на музейные редкости - он вообще избегал неоплачиваемой работы. Зато, опираясь на заслуженную степень в области антропологии, участвовал в расследовании нескольких крупных авиакатастроф, поучая медиков, как идентифицировать останки несчастных жертв; лично создал серию портретов какого-то государственного деятеля 11 века; плюс поучаствовал в очень закрытом разбирательстве, откуда и как узнали создатели одного известного блокбастера о подробностях воздействия некоего вещества на кости и плоть человека (предполагалось, что вещества вообще не существует, по крайней мере, на Объекте 65/113 его точно не было, но кто их, блокбастер-мейкеров, знает… Может, в кои-то веки, на самом деле «фильм основан на реальных событиях»?). На Объекте у Бэлмо был совместный проект с Журчаковым - какой, Саша пока еще не знал; но Ян Витальевич вполне одобрительно разгромил его лабораторную работу по реконструкции археоптериксов[2] и обещал придумать задание поинтереснее. При всем этом Ян Витальевич постоянно сетовал на то, что, займись он пластической или восстановительной хирургией, ему не пришлось бы тратить свою энергию на столь низко оплачиваемую работу. В минуты раздражения Бэлмо кричал на своих помощников, что он уедет в сыну, в глушь, в Голливуд, где будет резать и подшивать личики кинозвезд, а не тратить свои нервные клетки на обучение всяких бездарей… Сашка отнюдь не считал себя бездарем, а потому был готов доказать это всячески. Только дайте, наконец, нормальное задание! Что он, идиот - в третий раз рассчитывать, как выглядел яванский человек, найденный в 1876 году? Иногда, когда от слишком долгого общения с компьютером, Котом и лаком для волос, который использовала в террористическо-завлекательных целях Петренко, вдруг возникало ощущение грядущего величия, Саша Глюнов мечтал стать родоначальником другой науки - он даже уже пытался придумать для нее название, но пока не получилось. Морфяника? Морфология - нет, это уже было. Морфозооника? Криптоморфология? Мета-морфология? Метаморфизм? Ладно, пока названия нет, определимся с областью исследований - внешний облик живых существ и возможности их эволюционного многообразия. Нет, правда. Это ж, повторяя выражение известного героя, настоящий Клондайк и не менее взаправдашнее Эльдорадо - определить, как могли бы выглядеть живые существа, если бы Эволюция пошла по другому пути. Да, может быть, интерес не так уж и нов - но Саша Глюнов готовился к великим свершениям. Он добросовестно сопоставлял данные палеонтологии и новейшие открытия генетики - с целью выяснить, в каком гене должны произойти изменения, способные дать нужные ему вариации форм. Все пять лет университетской учебы, когда Маша хихикала, что только в большой умной голове Глюнова могла родиться идея, как доказывать то, чего нет, на основании того, чего уже не случилось, Саша принимал оскорбленный вид и принимался разглагольствовать о звездах, достижениях космонавтики и возможностях ксенобиологии[3] - дескать, вот тогда-то, лет через пятьсот, изобретенная им наука точно потребуется. В отличие от Сашки, который остановился на морфореконструкции случайно, поскольку нужной ему науки еще не сформулировали и не исследовали, к той же научной и практической дисциплине Бэлмо пришел через антропологию, когда-то активно сотрудничая с криминалистическими лабораториями. Он сотрудничал с ними до сих пор, - помогая в расследовании преступлений; правда, изредка, чтоб не избаловать общением с собой, Величайшим. И сейчас Лукин наверняка предложит ему, Сашке Глюнову, сделать то же самое. Ведь назвался груздем - добро пожаловать в кузов, а объявил себя морфореконструктором… иди, изучай, как выглядело тело в непосредственный момент своей смерти… Бррр… Сашка еле дождался, когда подъедет внедорожник с необычно серьезными Волчановским и Догонюзайца. Обменявшись безрадостными приветствиями, лаборант сел в машину и принялся убеждать себя, что дело, предстоящее ему - абсолютно житейское, профессиональное, мало отличающееся от вскрытия лягушек, голубей и сусликов, которые он делал за время учебы, и что он взрослый человек и обязательно справится… Должен справиться, - убеждал себя Глюнов, нервно косясь на что-то круглое, переваливающееся под замызганным брезентом за спинками сидений. Потом до Сашки дошло, что ткани мертвого тела среднестатистического человека подвержены многочисленным изменениям, но просто не должны вот так бултыхаться, будто разобранный на части детский конструктор, если только… Поняв, что трем несчастным, которых нашли Волчановский и Догонюзайца, не повезло еще больше, чем тем двоим, Сашка застучал зубами. Впрочем, Догонюзайца так лихо выруливал на поворотах, так добросовестно гнал внедорожник по корням чахлых березок, что нервный стук зубов лаборанта вполне сошел за обычную дорожную неприятность. В клинике непривычно тихая Леночка подхватила Сашу под локоток и повела в кабинет Лукина, на ходу приговаривая, что вскрытие они уже сделали, - Журчаков не усидел в палате, набился в ассистенты к Волидарову, который в клинике проходил ординатуру. Ординатор Игорь Волидаров когда-то клеился к Галке, потом к Лене, потом снова к Гале, вспомнил Саша события из чьей-то чужой, спокойной и нейтральной жизни, а Лена усиленно делала вид, что ей всё равно. Так вот, продолжала щебетать Леночка, разговорами на отвлеченную, как она сама думала, тему успокаивая себе нервы: Волидаров и Журчаков с одним беднягой уже совсем закончили, второго вот-вот должны обработать (она так и сказала - «обработать», у Саши заныл-захолодел затылок, и он порадовался, что шесть лет назад отказался от идеи поступать в медицинский). А Евгений Аристархович тебя, Сашка, уже ждет. - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Глюнов, входя в кабинет. - Уже виделись. Но все равно здравствуйте, Саша, - ответил доктор Лукин. Устало, нервно потер лысую голову, брови и, не отнимая рук от лица, посмотрел на трепещущего аспиранта. - Саша, ответьте сразу, вы сможете взяться за эту работу? - Ну… это… Атропин… то есть Ян Витальевич, - спохватился Глюнов, - конечно, антрополог, а я по биологии животных в основном специализируюсь… - голос его становился всё тише и тише. Лукин мягко уточнил - как же так, разве у вас не было анатомической практики, ведь… Да, конечно, - торопливо ответил Глюнов, радуясь, что можно заняться отвлеченным философствованием, - но это совершенно разные вещи - мертвое животное и мертвый человек, кто-то умерший неизвестно когда и неизвестно как, и… тот парень, с которым вчера вечером разговаривал из-за колючей проволоки. О чем они говорили? Да так, тот парень спросил его, не скучно ли тут без девушек… А Сашка как раз почему-то думал о Петренко, которая на днях завивала ресницы паяльником для микросхем, украденным у Кубина, и ответил, что девушек, конечно, мало… но с теми, кто есть, скучать не приходиться. - Выпейте воды, Саша, - предложил Лукин, подвигая гостю графин и стаканы. - И давайте попробуем проанализировать, что получилось у Игоря и Алексея Павловича. Вы готовы? - Готов, - мужественно ответил Глюнов. Доктор развернул к Саше экран большого монитора, который ненавязчиво прятался в одном из шкафов кабинета, загрузил диск в видеоплеер, и принялся спокойно, неспешно, как на занятиях, комментировать действия двух добровольных «патологоанатомов»: - Первый экземпляр: скончался на месте от обширной потери крови, последовавшей за ранением в область шеи и верхней части груди. Ранение рваное, предположительно нанесено когтями животного. Алексей Павлович снял замеры… - Хорошо, - кивнул Глюнов, - давайте, я попробую загрузить все в программу, посмотреть, что выйдет. Это волк их так покусал? - Волки, молодой человек, - это всего лишь волки. - ушел от прямого полноценного ответа Лукин. - в конце концов, вы же биолог, Саша, вам виднее. - И точно, - спохватился Глюнов. - Что за чушь я говорю? Ведь волки кусать будут, а не царапаться. Испросив разрешения у хозяина кабинета, увлеченной проблемой Глюнов уселся за стационарный комп, подключенный по внутренней сети к Системе Объекта и принялся бойко выстукивать нужную информацию. - Раны, нанесенные зубами, - продолжил Евгений Аристархович, из-за плеча заглядывая в Сашины расчеты, - на обоих телах тоже есть. Уж не сочтите за излишние подробности, но оба объекта достаточно покусаны, а у одного выгрызена половина внутренностей… Внимательно изучив снимки, представлявшие в разных ракурсах нанесенные жертвам раны и еще раз прокрутив видеоотчет о вскрытии, Саша загрузил программу, вывел на экран схематические изображения двух человек и предложил Лукину указать, где находились первые раны, а где - все последующие. - Хмм, - глубокомысленно заключил Глюнов через час напряженной работы. - А вы ничего не путаете? За это время схемы покрылись красными полосами - там, где прошлись смертоносные когти, и пятнами - там, где хищник вырвал из жертвы куски плоти. Страх же, колотивший впечатлительного аспиранта, вдруг куда-то ушел, улетучился и растворился, будто и не было. - Ничего, - ответил Лукин. Доктор присел на край стола и, по мальчишески болтая недостающими до пола ногами, сосредоточенно наблюдал за итогами Глюновских работ. - Если жертва при нападении стояла, - принялся выстукивать Саша по клавишам, запуская анимашку по черновым расчетам, - получается, что эта тварь напала с воздуха. Будто спикировала сверху. Но раз наши добрые соседи - я про волков, а не про Курезадова сейчас говорю, - летать не умеют, значит, это предположение неверно, и надо думать, будто бедняга сидел или наклонился, когда зверюга атаковала…Где-то как-то так. Саша нажал кнопку запуска, и снова посмотрел, как, если верить расчетам, происходило нападение. Схематический человечек на синем фоне качался и падал, покрываясь свежими красными ранами. Всё как в кино. И не скажешь, что цена этим нескладным картинкам - целая жизнь. Зазвонил телефон. Глюнов автоматически снял трубку и ответил «Алло?», на миг опередив движение доктора. - Доктор? У нас удача! - радостно задыхаясь, докладывал Волидаров. - Мы нашли коготь, застрявший в ране, и несколько шерстинок! Это действительно они, вы угадали! Неслыханная удача! Вы слышите, Евгений Аристархович? - Я ему передам, - рассеянно пообещал Саша и тут же поспешил, всё также сосредоточившись на экране, и ни на чем другом, выполнить обещание. - Они нашли коготь и шерсть зверя. Я, с вашего разрешения, пойду, отвезу их в лабораторию… - Какую лабораторию, Саша? - устало спросил Лукин. - В лабораторию Журчакова? Так Алексей Павлович здесь, а его помощники, уж не сочтите за клевету и наговор, только всё испортят. Вы бы не спешили, Саша, нельзя так спешить в серьезном деле. Глюнов открыл было рот, собираясь сказать, что готов ночь не спать, из собственных штанов выпрыгнуть, на кончиках ушей, как на пуантах, ламбаду станцевать, только бы к пяти погибшим не прибавилось еще одного, выражаясь сухим языком отчетов, «экземпляра». Но Лукин мягко и убедительно перебил: - Да и действительно, вечер на дворе. Вы же устали, Саша, я вижу, что вы еле удерживаетесь, чтобы не начать ненароком зевать во все горло… И Сашка, хоть и не собирался, против воли широко, сладко зевнул. - Отдохните, молодой человек. Ну вот, и глаза у вас сами собой закрываются… Поспите, Саша, и завтра, с новыми силами, вы выясните, что это за когти, что за звери… Отдохните, Саша… Должно быть, сработали все те долгие пятничные вечера, которые Саша Глюнов проводил именно в этом кабинете, за этим же столом - пусть и не за компьютером, а за шахматной доской. Аспирант вдруг душераздирающе зевнул, потер уставшие, потяжелевшие глаза, снял очки и тут же, в кресле, сонно обмяк, убаюканный ровным тихим голосом Евгения Аристарховича. Доктор Лукин осторожно высвободил очки из мягких, послушных рук своего подопечного, положил на стол; сохранил данные, вынул диск, положил его в синюю коробочку, спрятал в кармане белого халата, после чего выключил приборы, верхний свет в кабинете, вышел, аккуратно прикрыл за собой дверь. И дважды повернул ключ в замке. В ту ночь Саше снились странные сны. Горы, уходящие вверх и вниз - безжизненные горы, чужие и неприветливые. Он будто сидел на скалистом уступе, прижавшись к нагревшемуся за долгий день камню, а потом, когда прохладный ночной воздух донес до ноздрей запах пищи, раскрыл темно-серые крылья и бросился вниз. |
|
|