"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

- Рыбу, чего еще. Тут больше ничего не водится.
- А шуму подняли как о чуде. Везучий ты.
Парфенька кивнул головой в кепке-восьмиклинке
с большим козырьком и пуговкой на вершинке. До войны еще покупал, а как
новая - умели шить, бывало.
Обстановка на берегу Ивановского залива оставалась спокойной.
Начитанный Витяй развлекал у ветлы начальство и газетчиков:-
- А чего, дорогие товарищи, тут особенного - работа, она и есть работа.
Труд, если говорить кратко. Вспомните пословицу: как потопаешь, так и
полопаешь. В народе сложена. А народ зря не скажет, верно? Если не потопал,
откуда быть аппетиту. Вот лодырь и не ест, лежит голодный, а ем я, труженик,
ударник. Как я стал ударником? Да все так же: наешься до отвала, размяться
надо? Надо. Ну и начинаешь что-нибудь делать. А потом втянешься, забудешься
и вкалываешь до гимна. Опять же родители непьющие. Отец, правда, на пенсии и
занялся, как видите, фантастикой, чудесами, зато мать трудится как "маяк", и
еда есть всякая. Значит, и работаешь всегда без остановки.
Слушатели Витяя тоже были не без зубов и готовились показать их, но
приехавший Парфенька отвлек все внимание на себя. Газетчики раскрыли
фотокамеры, торопливо защелкали и разлетелись с вопросами, но их оттер
Балагуров.
- Ты что, в багажнике ехал, сложенный втрое? - рассердился он. - И не
побрит. Сейчас же марш в Ивановку, пусть Семируков организует.
- Он на сенокосе, - сказал Парфенька.
- Приехал уже. Во-он его "козел" * стоит у конторы.
______________
* УАЗ с брезентовым верхом, русский "джип", один из лучших в мире,
годный для любых дорог и бездорожья, простой и выносливый, как послевоенный
колхозник.

- Одну минуточку! - выскочил вперед Комаровский. - Всего несколько
вопросов...
Но Парфенька уже спрятался в машину, и она покатила.
- Виктор ответит, - успокоил Межов газетчиков. - Не дурачься, Виктор,
ты же сам помогал вытаскивать рыбу.
- Помогал. А что с того? Портрет мой напечатают?
- Тиснем, - сказал Мухин и нацелился камерой. Витяй закрыл лицо руками:
- Все расскажу, только не снимайте. - И стал рассказывать о наяде и
Лукерье, а газетчики застрочили в своих блокнотах.
Тут пришли во главе с Голубком нарядные кормачи и птичницы,
представились: Машутка, Дашутка, Степа Лапкин, Степан Трофимович Бугорков.
Оба кормача - Витя обнимал их за плечи, похлопывал, хвалил - были чисто
побриты, благоухали тройным одеколоном (один флакон вылили на себя, а другой
выпили) и краснели, удавленные пестрыми галстуками.
Пожилые птичницы оделись во все черное, чтобы не сглазить удачу.
- Бог со своим, нечистый - со своим, - пояснила Машутка. - А мы его
черным-то нарядом враз собьем с толку.
- Эдак, эдак, - поддержала Дашутка. - Пусть думает, что у нас беда,
похороны.
- Предрассудок, - сказал Комаровский. - Становитесь в ряд, я сниму вас
на фоне машины с рыбой.