"Анатолий Жуков. Судить Адама! " - читать интересную книгу автора

образных слов были непечатными. Впрочем, без таких выражений чистый
Парфенька обходился, оправдывая нарицательное значение своего имени *, а
когда очень уж надо было выругаться, махал одной или обеими руками.
______________
* Парфений - непорочный, девственник (греч.).

И вот весной, после Первомая, Парфенька стал готовиться, чтобы выйти на
финишную прямую. Отковал в кузнице крючок-тройник, стростил четыре катушки
миллиметровой жилки в восьмижильную необрывную нить и стал ждать грозы.
Почему? Потому, что сом боялся грозы, и Парфенька использовал эту его
слабость.
Приближение грозы Парфенька заметил примерно за час-полтора. Этого
времени ему хватило, чтобы подстрелить надоедливую сороку, обжарить ее в
перьях и насадить на крючок. И вот когда веселые раскаты грома захохотали
над Волгой, Парфенька на своей долбленой бударке, управляясь одним кормовым
веслом, поспешил к заветному омуту, где дрожал от страха могучий, ничего
кроме грозы не боявшийся сом. Парфенька забросил свою грубую, но аппетитную
снасть и, укрывшись от дождя прозрачной целлофановой накидкой, стал ждать.
Гроза прошла быстро, но сом опамятовался и почувствовал вкусный запах
жареного только через полчаса. И тут уж не размышлял.
А дальше начались мучительные поиски выхода. И для сома, и для
Парфеньки. Вся сложность заключалась в том, что он понимал свою жертву,
сочувствовал ей и мог бы отпустить с миром, но прежде чем отпустить, он
должен был достать ее, убедиться в своей победе и освободить от
крючка-тройника. Сом же, понявший коварную губительность жареного, хотел
сразу бросить его, но не мог и ошалел от досады, от негодования. К тому же
он заметил перед собой крученую полупрозрачную веревку, а потом лодку и,
должно быть, смекнул: эти вещи имеют прямое отношение к его судьбе, надо
бежать от них без оглядки. И легкая Парфенькина бударка полетела по
волжскому морю так, будто на ней стояли два мотора "вихрь", а может,
быстрее.
Скорость Парфеньку не пугала (какой же русский не любит быстрой езды!),
пугали резкие смены курса. Осатаневший сомище метался в разные стороны,
нырял, выпрыгивал из воды, мчался по прямой, но чем сильнее он рвался, тем
глубже входил в него крючок, пронзивший его пасть. Он еще не понимал этой
взаимосвязи, он хотел вырваться, освободиться и больше ни о чем не думал. Но
об этом все время думал Парфенька, каждую секунду ожидающий, что сом
опрокинет бударку или вырвет у него из рук бесчувственную леску, которая уже
сорвала кожу с пальцев и жгла привычные к работе, мозолистые, но все же не
железные ладони.
Выселки как-то незаметно скрылись из глаз, торопливо уменьшаясь, стала
заволакиваться голубой дымкой родная Хмелевка - сом тащил его в сторону
Татарской республики. Может, родом был оттуда, а может, с другими какими
целями, известными только его непросвещенному мозгу.
Описывать все многочисленные сложности этой беспримерной борьбы, к
сожалению, нет возможности, нас ждут события куда значимей по своим
социальным последствиям, поэтому ограничимся кратким комментарием исхода
замечательной борьбы.
К концу вторых суток хмелевские рыбаки, в первый же вечер оповещенные
Пелагеей и немедленно начавшие поиски пропавшего рыболова, обнаружили