"Елена Кабанова. Как стать успешной стервой, которой все завидуют" - читать интересную книгу автора

с добрыми улыбками станут тебе говорить: "Ах, как я тебе завидую! Ты
такой... такой... невероятный, неподражаемый, необыкновенный!" Это, дорогой
мой, не зависть. Это любовь, душевное сочувствие и глубокое уважение. Вполне
возможно, что с потенциалом истинной зависти человеческой не знакомы даже
звезды, чьи невыразимо прекрасные лица с мудрой печалью наблюдают за
суетящимся родом людским с постеров и афиш. Хотя кажется: уж звезда-то
видела все проявления низменных страстей, а некоторым даже предавалась
лично. Отчего же так сложно уяснить сущность зависти?
А все потому, что зависть - труднопрогнозируемое чувство. Плебей
завидует аристократу, мечтая иметь то же происхождение, те же манеры и тот
же круг знакомств. Аристократ, в свою очередь, завидует плебею - восхищается
его энергией, деловым напором, умением делать деньги и неразборчивостью в
средствах. Ведь это тоже надо уметь: "настолько не разбираться в средствах",
постоянно идти напролом, проявлять органичную и спокойную наглость, чтобы и
деньги делать, и связи не терять.
И все-таки приходится признать: зависть - чувство приземленное.
Эллочка-людоедка, соперничающая с Вандербильдихой - случай исключительный.
Здесь зависть рядовой советской женщины поднялась поистине до космических
высот. "Людоедкино" чувство носило небывалый альтруистический характер.
Эллочка не могла насолить дочери миллионера никоим образом, а между тем не
обладающая богатым лексиконом супруга "маленького человека" от души пыталась
создать свой собственный роскошный стиль всеми доступными ей средствами. И
бралась за дело с недюжинной энергией и преизрядным воображением.
Творческий компонент, собственно, и отличает зависть упомянутой дамы от
обыденных, распространенных форм указанного чувства. Ибо
среднестатистический завистник не стремиться подняться до якобы недосягаемых
высот своего "предмета". Неглупый завистник сознает: опустить "предмет" до
своего уровня не удастся, даже если устроить "кумиру" ба-альшие
неприятности. Но подобная "сообразительность" вовсе не значит, что человеку,
уязвленному собственной "некондиционностью", не захочется воткнуть в объект
вожделения десяток-другой булавочек, иголочек и шпилечек. Если возможность
утыкать "кумира" колющими предметами невелика, завистник, наделенный
мозгами, поступит следующим образом: дабы не растравлять чувство собственной
неполноценности, будет считать своего героя везунчиком. "Тебе везет. Вот и
все!", - будет думать он (или она), - "А настоящей жизни ты и не нюхал. Дать
бы тебе как следует по кумполу, чтобы знал, как оно бывает".
Если это ваш сослуживец, он станет вас подставлять. Изобретательно и с
удовольствием. Если родственник - начнет распускать о вас дурные слухи. И т.
д., и т. п. Если же завистник глуп, а таких большинство - у-у-у... Такая
публика обожает сбиваться в стаи или в маленькие компании (этот тип зависти
очень характерен для представительниц прекрасного, но злопамятного пола).
Объединившись в команду, дамочки принимаются громко и агрессивно выражать
объекту своей зависти "общественный протест". В ходе этой операции им
чрезвычайно важно объявить объекту, что его пресловутые "достижения" есть не
что иное, как большая жизненная неудача, или, в крайнем случае, дать понять:
вот лично им, весьма достойным особам, такого "сто лет в обед не надо"!
У Александры была большая родня. У ее отца, Юрия Петровича Барбарисова,
родных сестер и братьев имелось аж одиннадцать человек. Его семья жила более
чем скромно, но дети, что называется, "выбились в люди", крепко встали на
ноги, обзавелись семьями, хотя, надо сознаться, особых высот никто из них не