"Виктор Качалин. И если это повторится... (Научно-фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

остановился; боль пронзила колени, и я с широко раскрытыми глазами упал в
зеленовато-синюю глубь, поглотившую меня. Я медленно скользил неизвестно
куда, но вдруг марево разорвалось, и я увидел...
Об этом трудно поведать связно.
...Перед глазами появились голубоватые холодные волны Сегозера,
увесистые и хмурые камни, лес, гнущийся под натиском упругого ветра. По
ровному берегу двигались люди - воины, женщины, дети... Мужчины, одетые в
куртки и сапоги из шкур, щелкая короткими бичами из оленьей кожи, вели под
уздцы коренастых длинногривых коней, тащивших повозки-волокуши. Женщины
сидели на повозках, придерживая угловатые тюки и держа за руки детишек.
Отряд темноволосых, розоволицых юношей гнал позади длинного каравана
небольшое стадо косматых коз, горбатых коричневых быков и пегих коров...
Скрип, лязг, выкрики, храп лошадей, мычание сливались в единый звук,
заглушавший плеск воды и гомон встревоженных птиц.
Затем появилась иная картина: пламенно-рыжий конь со сверкающими
глазами, запряженный в плуг. За плугом уверенно шел могучий человек в
блестящих одеждах, безбородый, с кудрявыми пшеничного цвета волосами. Конь
рвался вперед, попирая копытами поле... полное отвратительных толстых
змей. Острый, как меч, лемех кромсал серо-зеленую, извивающуюся, шипящую
массу; в судорогах скручивались жгутом разрубленные змеиные тела, хлопали
ядовитые пасти, уцелевшие гады пытались обвить ноги пахаря, били
хвостами... Более жуткого я не мог придумать и в бреду, но в то же время
сердце наполнялось смутной гордостью, ибо я видел, что страшная пахота
подходит к концу...
Но вот снова повеяло озерной прохладой. Над Сегозером тлел малиновый
закат. Все теснее собирались на западе у горизонта лиловые тенистые тучи,
и солнце увязало в них, робко бросая последние лучи. На водной ряби таяла
вечерняя позолота, угасали багряные блики, небо темнело. Неожиданно
налетел жаркий вихрь, загрохотали гулкие раскаты. Вода закипела,
завертелась пенистыми водоворотами, и над нею повис ярко-оранжевый шар,
перед которым будто исчез солнечный диск. Из шара, окутанного сизым дымом,
огненной лавой источались две тугие яростные струи. Свет их был настолько
силен, что отчетливо виднелось каменистое дно, серые водоросли, безумно
мечущаяся серебристая рыба - ослепленная, задушенная обжигающим паром. Рев
становился все пронзительнее, уже готовы были вспыхнуть деревья, дрожала
земля, обуглились прибрежные заросли, раскалывались валуны...
Нет ни озера, ни опаляющего шара. Сырая поляна, темная весенняя ночь,
тревожные шорохи; внезапно - глухой удар, гортанный вопль на незнакомом
языке, чье-то суровое лицо, крестообразная вспышка, дергающийся ствол...
Липкая, душная сине-зеленая тьма.
Вереница странных образов оборвалась, и я очнулся. В окошко спокойно
светили россыпи звезд и изящный серпик луны. Локти мои упирались в нечто
твердое. Я порывисто открыл глаза: бревенчатая стена!
А рядом с постелью, на которой я лежал, восседал Славка.


Мужчина устало замолк. Я протянул ему теплого кофе из термоса.
Любопытство мое тем временем разогревалось, и я слушал дальше:
- Славик рассказал потом, что безмерно изумился, увидев, что я уснул
за столом, с книгой, выпавшей из рук... Это оказалось всего лишь сном! Но