"А.Кацура. Мир прекрасен" - читать интересную книгу автора

- Знаете что, сходите-ка лучше в какой-нибудь популярный журнал.
Работа ваша написана забавно, легко, ее можно будет выдать за шутку. Ну, а
кому надо, разберется.
- И вы думаете, там возьмут?
- Вообще-то, думаю, нет,
- Так что же делать?
- Не знаю. Как видите, мир вовсе не совершенен.
- Но вы-то так не думаете?
- Как раз думаю, - выпалил вдруг я. И тут я начал почему-то говорить
о тщете бытия, о суете сует, о горестях и боли, о предательстве и лицемерии,
о наушничестве и подхалимстве, о низости
и грязи, о бессмысленности темных и тусклых лабиринтов жизни.
Мой собеседник несколько секунд смотрел на меня словно бы с испугом.
Затем лицо его просветлело, и он сказал:
- Ах, это просто у вас сейчас такое настроение.
- Возможно, - устало согласился я, - какое может быть настроение,
когда девушка, единственная на свете, скажет вам вдруг, что не любит вас...
- Простите, - он кашлянул, - не об Алевтине ли Кузьминичне речь?
На секунду я потерял дар речи. - Откуда вы знаете ее имя? - выдавил
я, придя в себя.
Он рассмеялся.
- Если я скажу, что изучал вашу биографию и, стало быть, знаю имя
вашей жены, вы ведь все равно мне не поверите.
- У вас своеобразный юмор, - только и мог сказать я.
Он ничего не ответил.
- Скажите, - я взглянул на него, - вы действительно верите в
совершенство мира?
- Видите ли, вопрос о вере отпадает сам собою, коль скоро это строго
доказано, - ответил он со сдержанным достоинством, - Добавлю к тому же, -
он слегка наклонился ко мне и заговорил тихо, - что и Спиноза, и Лейбниц
одобрили мою скромную работу. Готфрид-Вильгельм- мне случилось как-то
беседовать с ним в библиотеке ганноверского герцога - был просто в
восторге. А вот со стариком Вольтером пришлось крепко поспорить.
А он все-таки псих, подумал я запоздало и забормотал, глядя в сторону:
- Да, да, Вольтер, конечно...
- Ну что ж, не буду вас больше задерживать, - он встал.
- Я вас провожу, - я тоже поднялся.
Мы спустились по лестнице, вышли на ступеньки перед зданием. Бледное
солнце готовилось скатиться за высокие дома на той стороне реки. Мой спутник
рассеянно взглянул на него и сказал:
- Да, мне уже пора,
Вот и хорошо, подумал я.
- Благодарю вас, любезный мой друг, - произнес он несколько
высокопарно, вновь поворачиваясь ко мне и протягивая руку.
- Что вы, не за что, - невнятно сказал я, протягивая свою.
- О нет, есть за что. Вы невольно подтвердили еще один мой вывод, и
очень важный. Вмешательство в прошлое с помощью таких хрупких инструментов,
как оригинальные мысли, например, невозможно также и потому, что оно, это
самое прошлое, надежно защищено толстой скорлупой собственного
самодовольства и тупости. Блаженна глупость, как сказал мне однажды