"Франц Кафка. В поселении осужденных" - читать интересную книгу автора

присутствовал крупный исследователь, о столь почетном пребывании которого в
нашем поселении вы все знаете. И значение нашего сегодняшнего заседания
усиливается благодаря его присутствию в этом зале. Не хотим ли мы сейчас
обратиться к нашему гостю с вопросом относительно того, как он относится к
этой старообрядной экзекуции и к судебным методам, предшествующим ей?"
Конечно, кругом раздаются аплодисменты, всеобщее одобрение, я кричу и хлопаю
громче всех. Комендант склоняется перед вами в поклоне и говорит: "Тогда от
имени всех я задаю этот вопрос". И вот вы выходите к парапету, кладете на
него руки так, что видно всем, иначе дамы будут дергать вас за пальцы...-
Тут-то, наконец, и настает черед вашей речи. Не
знаю, как я выдержу к тому времени напряжение гнетущих часов. В вашей речи
вы не должны сдерживать себя ни в чем, дайте правде с шумом литься из вас,
склонитесь через парапет, кричите во весь голос - а то как же? - кричите
коменданту вовсю ваше мнение, ваше неоспоримое мнение. Но, может быть, вам
это не подходит, это не соответствует вашему характеру, у вас на родине,
быть может, в таких ситуациях ведут себя по-другому, и это тоже правильно, и
этого тоже вполне хватит, тогда совсем не вставайте, скажите лишь пару слов,
произнесите их шепотом, чтобы их только-только могли расслышать чиновники,
сидящие под вами, этого будет достаточно, вам совсем не надо говорить о
неудовлетворительном зрительском интересе к казни, о скрипучей шестеренке,
разорванном ремне, паршивом войлоке, нет, все остальное я возьму на себя и,
поверьте мне, если мои слова не заставят коменданта выбежать из зала, то они
принудят его встать на колени и
признаться: старый комендант, пред тобой преклоняюсь! -
Таков мой план. Вы хотите помочь мне осуществить его? Ну, конечно же вы
хотите, даже более того - вы обязаны!
И офицер опять схватил путешественника за обе руки и, тяжело дыша,
посмотрел ему в лицо. Последние фразы он говорил так громко, что даже солдат
и осужденный насторожились; хоть они и не могли ничего понять, они все же
оставили свою еду и, жуя, взирали на путешественника.
Ответ, который предстояло дать путешественнику, с самого начала не
подлежал для него никакому сомнению; в своей жизни он собрал предостаточно
опыта, чтобы вдруг пошатнуться здесь в своей позиции; в сущности он был
честным человеком и не испытывал страха. Тем не менее сейчас он слегка
медлил, глядя на солдата и осужденного. В конце концов он, однако, сказал
то, что и должен был сказать:
- Нет.
Офицер моргнул несколько раз глазами, но не отвел от путешественника
своего взгляда.
- Не угодно ли вам выслушать объяснение? - спросил путешественник.
Офицер молча кивнул.
- Я противник этих судебных методов, - начал пояснять путешественник.
- Еще до того как вы посвятили меня в свои тайны - я, естественно, ни при
каких обстоятельствах не буду злоупотреблять вашим доверием, - я уже
подумывал на тот счет, вправе ли я выступить против здешней судебной
практики и будет ли мое выступление иметь хоть малейшую надежду на успех. К
кому мне в этом случае сначала требовалось обратиться, было мне ясно: к
коменданту, разумеется. А вы мне сделали эту цель еще более ясной, нельзя
сказать, однако, чтобы это как-то укрепило меня в моем решении, напротив,
вашу искреннюю убежденность я принимаю близко к сердцу, даже если она и не