"Борис Кагарлицкий. Статьи в журнале "Частный корреспондент"" - читать интересную книгу автора

и не удочка для рыбака. Это скорее удочка, которую протягивают оглушенной
динамитом рыбе, предлагая ей выбраться на сушу".
Однако так или иначе, логика в происходящем была. Гораздо сложнее
обстояло дело в самой Западной Европе, где правящие круги тоже прониклись
мыслью о вредности европейской социальной модели. "Пережитками социализма"
объясняли все проблемы - от высокой безработицы до кризиса пенсионной
системы, не обращая внимания на то, что в странах, последовательно идущих по
пути "американизации", да и в самих Соединенных Штатах, эти проблемы стоят
не менее остро. Демонтаж европейской социальной модели стал главным
приоритетом политики фактически во всех европейских странах. Эти же принципы
были законодательно закреплены в Маастрихтском договоре и других договорах,
переоформивших здание Европейского союза. Об этом писала пресса и ежедневно
говорил телевизор. Эта цель стала консенсусом правых и левых. Причем
последние в стремлении все переделать по законам свободного рынка далеко
превзошли правых - любовь социалистов к капитализму оказалась куда более
горячей и искренней, чем у самих капиталистов, достигая градуса исступленной
страсти.
Все эти усилия, однако, не дали ожидаемого результата по очень простой
причине: подавляющее большинство населения Западной Европы от своей
социальной модели отказываться не желало и сопротивлялось как могло - иногда
активно, устраивая забастовки, митинги и демонстрации, проваливая договоры и
проекты реформ на референдумах, а иногда пассивно - игнорируя нововведения,
не поддерживая их и не участвуя в них.
Поскольку ликвидация европейской социальной модели была тесно увязана с
проектом межгосударственной интеграции, то Европейский союз, вначале
вызывавший энтузиазм населения, начал стремительно терять поддержку.
Простенькая пропагандистская ловушка (представить отказ от европейских
традиций и образа жизни в качестве необходимого условия для объединения
Европы), которая давала эффект на первых порах, перестала работать. Сам
Евросоюз стал все чаще восприниматься гражданами Запада как антиевропейский
проект. Именно неприязнь к союзу и его институтам постепенно становится
главным фактором, объединяющим и сплачивающим народы Старого континента.
Возникла тупиковая ситуация. Европейская модель торжественно осуждена и
отвергнута, не осталось ни одного государства и правительства, ни одной
серьезной партии, выступающей за ее сохранение, ни одной крупной газеты,
отстаивающей ее преимущества. А с другой стороны, уничтожить ее не удается,
ибо, несмотря на все усилия пропаганды, народ против. И не желает считаться
ни с прессой, ни с политиками, ни с международными договорами, которые эти
политики подписывают. Консенсус элит обернулся затяжным противостоянием с
массами, которые этот консенсус не разделяли. Хуже того, доверие к
демократическим институтам, никак не отражающим реальное состояние
общественного мнения, стало падать. Попытки отказа от европейской социальной
модели обернулись кризисом политической системы и постепенным осознанием
элитами того факта, что европейская демократия тоже является препятствием,
от которого надо избавиться (вспоминается знаменитая статья в Financial
Times, где было очень убедительно доказано, что по-настоящему серьезные
политические и экономические вопросы недопустимо доверять народному
голосованию). Демократия, как и социальные гарантии, является фактором
снижения конкурентоспособности (и китайское Политбюро вкупе с другими
азиатскими диктатурами доказало более чем наглядно).