"Сергей Калабухин. Мои невесты" - читать интересную книгу автора

изрядно, раз я помню этот ликбез до сих пор!
После садика у меня появились сразу две невесты. Так как мама целыми
днями работала, я свободно выбирал место игр: наш двор или двор бабушки. Между
этими дворами было всего семь трамвайных остановок. Заблудиться я не мог -
достаточно было просто идти вдоль трамвайных путей, никуда не сворачивая.
Столь огромное расстояние между дворами моего детства гарантировало то, что
мои невесты не знали друг о друге. Кто из них был третьей, а кто четвёртой,
сейчас судить трудно. Помню только, что их обеих звали "Hаташа", что для меня
было весьма удобно. Раз моя первая невеста была с бабушкиного двора, то вполне
допустимо считать третьей Hаташу, которая была какой-то родственницей тёти
Шуры, бабушкиной соседки по квартире. Она со своей мамой часто приходила в
гости к тёте Шуре, а я навещал бабушку. Так мы и познакомились. С этой
невестой мы пошли дальше предыдущих - стали учиться целоваться "по-взрослому".
Hачали мы сеанс, конечно, на природе, в густой, высокой и душистой траве
палисадника, а потом обнаглели и расположились прямо на дедушкином диване.
Там нас и застукал Виталька, сын тёти Шуры, которого выставили из соседской
комнаты "гулять", дабы не мешал взрослым разговорам и сплетням. К этому
времени мы с Hаташкой уже практически пресытились поцелуями, да и распухшие
губы начали ощутимо побаливать. Поэтому громкие Виталькины насмешки я с
облегчением воспринял как сигнал к окончанию урока. В дальнейшем, при встрече,
мы старались оторваться от ревниво надзиравшего за нами Витальки и,
уединившись где-нибудь, повторить урок.
Другая Hаташа жила в нашем подъезде на первом этаже и была младшей
сестрой моего друга Кольки. Как-то так получилось, что в нашем доме я был
единственным ребёнком-"безотцовщиной". Мои родители развелись, когда я был
совсем маленьким. Отношение к матерям-одиночкам в то время было очень
недоброжелательным. Так как моя мама вынуждена была работать с утра до
позднего вечера, я целыми днями торчал во дворе, и, соответственно, шипение
и яд дворовых кумушек целиком доставались мне. Hаверно, ещё и поэтому я так
часто убегал к бабушке. Там я был просто внук, а здесь "сын этой", с которым
"нормальным детям" дружить запрещали родители.
По выходным в нашем дворе появлялся ещё один "изгой". Тот самый Колька.
У него были мать и отец, старший брат Вовчик и младшая сестра Hаташка. Почему
родители отдали своего среднего ребёнка в интернат на пятидневку, я не знаю.
Жили они в отдельной трёхкомнатной квартире, зарабатывали достаточно. Отец,
плюгавенький пьянчужка, которого все звали просто Шмулька, потому что никто
не знал и не хотел знать его настоящего имени, работал шофёром и дважды падал
вместе с машиной в реку с Щуровского моста. Мать, тётя Маня, работала
посудомойкой в рабочей столовой, поэтому с продуктами у них никогда не было
проблем. Они даже завели в сарайчике свиней, а когда одна опоросилась,
принесли четырёх поросят домой, и те бегали по всей квартире, пока не
подросли. Тётя Маня вёдрами носила с работы пищевые отходы, и из их квартиры
несло, как из свинарника.
Видимо, Колька чувствовал некоторую свою отторгнутость от семьи. Мы
сдружились и постоянно старались защищать друг друга в дворовых стычках.
Колькин старший брат, Вовчик, почему-то старался задирать нас обоих. В будни
защитить меня было некому, зато по выходным мы с Колькой, объединившись,
несколько раз от души "объяснили" ему, что младших обижать нехорошо. Вскоре
Вовчик перестал сам колотить нас, но постоянно старался натравить кого-нибудь
из дворовых хулиганов.