"Анатолий Вениаминович Калинин. Запретная зона " - читать интересную книгу автора

меня большой надежды на секретаря райкома Истомина. Недаром он...
- Договаривайте,
- Рыжий.
Греков засмеялся:
- При чем здесь его... масть?
- Не говорите. Рыжие они все упорные. Запустит руку в свою шевелюру и
ни с места. А тут не одно упорство нужно. Вы того казака помните, что во
время ледохода приезжал?
- Суровый старик.
- Теперь он повадился уже каждое воскресенье ездить...
- Зачем?
- Говорит, у него здесь на стройке работает внучка, но я подозреваю,
что он не столько ради нее, сколько как уполномоченный от таких же, как сам,
стариков и старух. Станет под прораном на том бугре, - Цымлов показал в
окно, - и смотрит. А в прошлое воскресенье, когда я мимо проходил, придержал
меня крючком байдика за плечо. "Это что же вы там строите, мост?" - "Нет, -
отвечаю, - это называется прораном". - "А как же, - спрашивает, - вы по
этому прорану будете ездить, если в нем такие дыры?" - "Через них мы и
завалим камнями Дон". - "А куда вода денется?" - "Будем собирать ее перед
плотиной и выпускать сколько нужно". - "Посадите Дон на паек?" - "Не на
паек, а чтобы зря не пропадала". Тогда он как ворохнул на меня глазами
из-под дремучих бровей: "Вот как он развернется и разом смахнет к такой-то
матери весь этот проран. Это же Дон". Повернулся и ушел.
- Так и сказал?
- Слово в слово.
Уже собираясь уезжать, Греков стыдливо вспомнил:
- Вы, Федор Иванович, не дадите мне на время ту монету?
Федор Иванович удивился:
- Какую монету?
- Из того горшка, что у вас на шкафу, - приглаживая ладонью волосы,
пояснил Греков. - Понимаете, имел я неосторожность проговориться об этих
монетах Танюшке, и она мне теперь покоя не дает. Всего на три-четыре дня,
пока ей надоест, - заверил Греков.
- Можете хоть на три недели, - улыбаясь, сказал Федор Иванович,
запуская руку в горшок, вымытый гидромеханизаторами из-под яра. - Если она
полтысячи лет в сохранности пролежала в этом ropinV ке, можно быть
уверенным, что в ручонках у вашей Танюши с нею ничего не случится. Успеет
еще належаться под стеклом в музее.
Древняя, черная от времени монета заняла почти всю ладонь Цымлова.
- Чего только не находят теперь у нас на объектах, - передавая ее
Грекову, сказал Федор Иванович. - Как-то взглянул на свой стол в конторе и
даже вздрогнул: хазарский пестик от ступки, кузнечный молоток черт знает
какой давности, казачье стремя, кулацкий обрез, орден Отечественной войны
второй степени...
- Почему же вздрогнул? - глуховато спросил Греков.
- Как вам сказать... Лежали они в одном и том же песочке, хоть и на
разной глубине. Теперь бы этот древний кузнец посмотрел, какими мы
молоточками забиваем шпунты. И в чьих только руках она не была, а теперь
окажется у вашей Танюши.
- И попросить она умеет так, что не отказать, - берясь за шляпу,