"Акилле Кампаниле. Если луна принесет мне удачу " - читать интересную книгу автора

заблуждение. Петух поет в глубине ночи по своим причинам; либо, если он
думает, что приветствует восход солнца, значит, петух этот не имеет ни
малейшего представления о времени, когда солнце восходит. Другие животные в
этот час спят, или, если уже проснулись, щиплют траву, либо носятся по
лугам, охотятся, совершают туалет, и наплевать им на восход солнца.
Что уж говорить о рыбах, которые по привычке спокойно сидят себе под
водой. Этих даже пушками не прошибешь; мир будет гибнуть - не выглянут
полюбопытствовать, что там происходит. Их только сетями и вытащишь.
Можно подумать, что единственные зрители этого спектакля - птицы со
своим пением, но и это совершенно не так. Птицы поют в любое время и совсем
не интересуются восходом солнца.
(Но какие же глупые эти птицы! Они только и делают что поют.
Просыпаются утром, и первое, что им приходит в голову - запеть. На закате
они все еще летают вокруг старых башен и поют. А есть и такие, которые не
спят вообще, а сидят всю ночь на деревьях и поют, даже если их никто не
слушает. Какая-нибудь всю ночь поет одну и ту же песню, а какая-нибудь
другая, поганка, сидит в ста метрах и эту песню повторяет. Посади их в
клетку - а они поют, висит ли клетка за окном или стоит в доме; летают в
небе и поют; когда им есть хочется - поют, и когда поели - поют. Заставить
их замолчать нет никакой мочи. Даже ружье не помогает.)
И вот так это солнце, несчастное, с незапамятных времен каждое утро
бесполезно повторяет свой великолепный спектакль и никогда не получает
всеобщих бурных оваций, кои непременно бы раздавались, если бы, как и
полагается, холмы, террасы, морские берега, купола, бастионы и башни кишели
зрителями. И все же оно не упускает ничего, что могло бы сделать это зрелище
красивее. Оно высылает возвестить о своем приближении легкий ветерок,
который еще затемно слегка шевелит листьями деревьев и рябит воды моря.
Потом начинает излучать пепельный свет, матовый и таинственный, свет
Чистилища - он быстро заполняет небо; это уже не ночь, но еще не день, время
неясное и неспокойное, между жизнью и смертью, посылаемое для усиления
эффекта от того, что последует дальше, когда, непосредственно после, небо
становится ярко-голубым и вогнутым, как небо над художественно выполненными
рождественскими яслями. Это небо становится все более сферическим,
просторным и легким, пока наконец солнце, закончившее подготовительные
работы, не призовет к себе все свои силы и не начнет основную часть
спектакля. Первым делом оно выставляет повозки облаков, груженные золотом и
пурпуром, дует в свои кульки из серы и шафрана и обливает все тончайшей
пылью; и одновременно щедро изливает краски - фиолетовую, сиреневую, синюю,
оранжевую, зеленую, коричневую, - выбрасывает фонтаны искр и, держась пока
что в тени, начинает метать светящиеся бомбы туда, где еще полчаса назад
была ночь. Но и это еще не все: оно стоит одной ногой на пороге, готовое к
появлению, но, прежде чем совершится торжественный выход, выдает грандиозный
залп: зажигает последнюю гирлянду, пускает огненные ракеты и светящиеся
снопы и, когда все готово взорваться, трещит и головокружительно вертится -
вот оно, героический матадор, подает сигнал серебряным трубам, обнажает
шпагу, раздирает горизонт и среди сполохов, сверкания и огненных змеек,
наконец, появляется.
Какая досада! Еще один бесполезный выход: здесь храпят, там храпят, все
спят как сурки и никто ничего не видел.
Но есть один, лишь один, кто каждое утро ожидает солнца. Далеко, в