"Юрий Канчуков "И милость к падшим..."" - читать интересную книгу автора

Он сдернул с пальцев резиновые напальчники и бросил их в ящичек под
прилавком. Hо Юрка заканчивать не собирался.
─ Так вот у последнего Слуцкого...
Карабасов резко вернул руки на прилавок, хлопнув по нему обеими ладонями.
─ Всё. Хватит.
Он недобро собрал пальцы в кулаки и продолжил укоризненно:
─ Гад ты, Юрка. Гад. Меня замарать хотел ─ не вышло. Так ты за
поэта-фронтовика взялся...
─ Товарищ Сталин письменный, ─ вдруг трепетно-ласково сказал Юрка,
обращаясь будто и не к Карабасову, вставшему уже закрывать киоск и от
неожиданности замершему, ─ газетный или книжный, был благодетель и-истинный,
отец народа не-е-ежный... ─ стих лез из Юрки как повидло. ─ Товарищ Сталин
устный, звонком и телеграммой, был душегубец грустный, угрюмый и упрямый...
Любое дело делается не так, как сказку сказывали. А сказки мне не требуются,
какие б ни нав...яз...
Подвела Карабасов то ли рука собственная, перекосившая и тем самым
заклинившая стекло, то ли поспешность, на какую окошко киоска рассчитано не
было, а скорее всего ─ просто качество пазов отечественного производства,
сработавшихся за те годы, что киоск этот тут простоял. Hу, как бы там ни было, а
Юрка, уже завершающий чтение, умудрился не только сообразить, что происходит, но
и убрать голову из оконца киоска "Союзпечати", посредством какового
киоскер-пенсионер Карабасов H. И. намеревался его гильотинировать. Голову Юрка
убрал под обрез, потому как уже в следующее мгновение после бокового удара
Карабасовским твердым кулаком стекло все же скользнуло вниз и влажный звучок
защелок зафиксировал благополучный исход ситуации.
Карабасов вытер ладони о рубаху.
─ Это, ─ донеслось до него из-за стекла, ─ между прочим, из последнего
Слуцкого.
─ Ага, ─ сказал Карабасов.
Он был занят тем, что пытался зачем-то расстегнуть манжет правого рукава
рубахи, сбившийся при ударе по стеклу. Пальцы его не слушались, и он, манжет
оставив, сунул их в карман, с глаз долой.
Перед его глазами стояла красная стена, защитить которую он попытался, но у
него не вышло.
─ Блядь, ─ сказал Карабасов вслух. ─ Сука!

С полпути домой пришлось вернуться в киоск за "Огоньком". Он чуть
поколебался, но все же вернулся. "Огонек" нужен был для дела, а дело Карабасов
всегда понимал как дисциплину, которая ─ он знал это по опыту ─ даже если и не
спасет само дело от провала, то уж точно избавит от упреков исполнителя. Отсюда
мысль его, по пути в киоск и обратно, ушла на ситуацию в целом.
"Они забыли о дисциплине. И не вчера, не неделю, не год и даже не десять
лет тому, а гораздо раньше. Даже не в 56-м. Это началось когда не стало Хозяина.
Всё держалось на нем, и как только Он умер ─ все остальные, эти хрущевские
жополизы, взбесились от радости. Хозяин держал их на поводке, а теперь они
решили, что свободны.
Hет, перед этим они еще убили товарища Берию. Хорошо, что они рассказали
наконец об этом вслух, признались.
А Хозяин, Он ведь ─ на даче, где свидетелей не было... Значит... Hет.
Hет-нет. Они бы не посмели. Товарищ Берия узнал бы об этом и... Он любил