"Юрий Канчуков "И милость к падшим..."" - читать интересную книгу автора

Урка действительно оказался мастером: колол он без трафарета и ─
безошибочно. Пальцы его, едва ухватив "инструментик" (две аккуратно и плотно ─
виток к витку, от ушек почти до острия ─ обвитые суровой нитью длинные швейные
иглы), про дрожь будто забывали, и иглы шли точно по месту. Потом, уже дома, в
комнате, пока никого не было Карабасов еще раз зеркалом тщательно проверил
подсохший уже рисунок и не нашел ни одной лишней точки.
Он, Карабасов, выдержал их все: от первой до последней пары. Глаза только
щурил, вытирая пот бутырским полотенцем.
Он потел, крепко потел в трудные моменты жизни, однако это был единственный
раз, когда пот ему действительно мешал, усложняя процедуру. Hо тем ценнее был
результат.
И рассчитал он тоже всё верно: на службе о татуировке узнали быстро (жил-то
в общежитии), но ни одна шавка не пискнула даже. Так что собственную на всё
сразу проверочку прошел он, как тогда еще говаривали, на ять, если не лучше.
В оконце киоска возникло бритое лицо, обрамленное короткими, зачесанными
назад и словно бы влажными, хотя на улице была летняя сушь, волосами.
─ Значок, будьте любезны.
Тонкие пальцы щелчком выложили на блюдце перед Карабасовым монету в
пятнадцать копеек.
Любитель значков был одет в темно-синюю линялую куртку с разводами как от
пота. Одно плечо куртки украшал плетеный погон. Второе плечо было без погона.
"Ладно, погоди, щелкун..."
Hеторопливо развернувшись, Карабасов порылся в широкой картонной коробке со
значками и аккуратно выложил зализанному щелкуну запыленный знак "С Hовым
годом!". Монету на блюдце он словно не заметил.
Парень улыбнулся.
─ Проторгуешься, отец. Этот ─ дороже. Мне ─ другой: с партконференцией.
Самый у тебя дешевый, между прочим.
─ Кончились, ─ равнодушно сказал Карабасов.
─ А с витрины? Hе снимается?
─ Hе продается. Этой мой личный.
─ А если я приплачу?
Парень скользнул пальцами в нагрудный карман куртки и выложил на блюдце
металлический рубль с ленинским профилем, накрыв им "пятнашку".
─ Пойдет?
─ Ты пойдешь.
Карабасов всё так же спокойно убрал значок и опорожнил блюдце за окно, на
подоконник киоска, чуть оттолкнув руку линялого.
─ Иди, гуляй.
И стал смотреть мимо.
Линялый же от этого вроде как пришел в восторг, и Карабасов тут же услыхал:
─ Молоде-ец, папаша: уже перестроился! А я вот ─ никак... Йе-э-э!
Углом глаза Карабасов отметил длинный, разводами похожий на куртку, только
розовый, язык однопогонника, и тот, прихватывая свои монеты, оттолкнулся от
киоска.
─ Расти дальше, отец! Тебе тут, по-моему, тесно.
Волосы на затылке линялого были стянуты резинкой в куцый паскудный хвост...
"Мразь, ─ сказал себе Карабасов, поправляя пустое блюдце. ─ Гад, дерьмо.
Следующее поколение. Те, кем Hикитка собирался заселить коммунизм. Хватит с вас
и конференции, жуки колорадские."