"Максим Каноненко "Сумерки" (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

С ума сойти можно - до чего достают. И сделать ничего нельзя - отк-
роешь глаза: летать перестал, зайки пропали, шум какой-то, возня...
Закроешь тут же - и опять лети-и-ишь, зайки прыгают себе, сушняк дол-
бит, башка гудит. О-ой, а темно-то как! Ну так вот, зайки прыгают и
мешают, но это еще ничего. А тут как подумаешь - где я? кто я? что я?
- так вот это хуже заек в тыщу раз. И что, казалось бы, тут думать -
спать бы, а вот думаешь, как дурак, и не спишь. И ни черта придумать
не можешь, час думаешь, два - а часы все стоят и стоят, тикают по-сво-
ему, по-часовьи, капают на мозги, но стоят. А зайки так в такт часам:
вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-... Да. К зайкам не приж-
мешься. Они вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. А ты лежишь-лежишь,
хочешь-хочешь, ждешь-ждешь, а нету. Тут сон снится: пашня, ЛЭП, боро-
динским хлебом пахнет, как в детстве. Идешь ты по пашне, руки в карма-
нах, смотришь на небо, бабочек ловишь. Слева - трактор, справа - лесо-
полоса, спереди - идет навстречу человек с хвостом. И не идет даже, а
едет на этом своем хвосте, а тебе так хорошо, так хорошо, как будто у
него и нет никакого хвоста, и внутреннего протеста у тебя не рождает-
ся, и за посевную ты спокоен. А он ближе - Здравствуйте, юноша, что,
бабочек ловите? И ты их тут же ловишь-ловишь, ловишь-ловишь - чтоб не
стыдно было, что на небо смотрел. И краснеешь, как девушка. А он улы-
бается тебе отечески, прищуривает глазки, как прям Ленин, пальчиком
у-тю-тю-тю-тю, и под землю проваливается. Ты к дырке подходишь, смот-
ришь - там глубоко-глубоко, жарко и смрадно. И зайки прыгают. Потом
всех бабочек отпускаешь, бросаешь их в небо, чтоб летели - и дальше
идешь. А зайки с тобой рядом прыгают, и штиль, и спокойно, и граница
на замке, и она не слышит ничего. И жалко. И страшненько.

10.
Тем временем Изя с Ильичем совершили невозможное - они пробра-
лись-таки в "Бочонок" с минимальными потерями, среди которых были пара
пуговиц и растрепанная прическа учителя.
Взяли по три. Дубовые, или во всяком случае, кажущиеся таковыми
столы, все в темных пятнах, лужах, полумрак. Полусумрак. Сели напро-
тив, лицом к лицу. Знаете, Изя, ведь никакого просвета не видно. Все
пьем, пьем, не в силах прерваться и подумать - а то ли мы пьем? Вот,
пиво это (признаться, читатель, это было мало похоже на пиво), тот ли
это нектар, которого жаждет сейчас душа? А какого нектага жаждет твоя
мудацкая душа? Ну, я не знаю, Изя, ну... Не знаешь - не говоги. Не
знаешь, что делать - не делай ничего. Выпей сначала, пгежде чем гассу-
соливать. Да, я выпил... Выпей еще. Хорошо, хорошо, вот еще... Ты из-
деваешься надо мной, гой? Кто так пьет? Смотги: с этими словами Изя
опрокинул в себя поллитровую кружку мутного напитка, причем за то вре-
мя, пока тот вливался в его глотку, дантист не сделал ни одного глотка
- как будто в уборную выплеснул. Громко рыгнув, ювелир сверкнул на
Ильича суровыми еврейскими очами и дополнительно грозно икнул. Что
пгизадумался? Пей! Ильич робко поднял кружку, посмотрел на свет, слов-
но пытался рассмотреть там, внутри маленьких юрких рыбок среди цветных
камешков, глубоко вздохнул, плюнул и с каким-то торжествующим вскриком
впился в стеклянный берег недогазированного чуда интеллигентскими сво-
ими губищами. Он был добросовестен, этот провинциальный учитель, он