"Альберт Кантоф, Тьерри Ролан. Пенальти " - читать интересную книгу автора

сшитых тройках.
Президент футбольного клуба Вильгранда, добродушно-круглолицый Пьер
Малитран, владелец фруктовых плантаций и обширных виноградников, откуда
обычное розовое вино благодаря хорошо поставленной рекламе расходится по
стране и каждой весной пенится в стаканах французов, склонился к уху
мэра-депутата. Луи Жомгард был слишком молодым, чтобы воевать в подполье во
время Второй мировой войны, но он смог умело использовать подвиги своего
погибшего в концлагере отца, известного участника Сопротивления с первых его
дней, и сделал политическую карьеру, провозглашая на всех перекрестках, что
"порода всегда скажется". Он входил в центристскую группу Национального
собрания (которую обхаживали как правые, так и левые, стремясь сколотить
новое большинство) и не боялся переходить из одного политического лагеря в
другой, пользуясь внепартийным статусом министров при V Республике. Жомгард
занимал пост государственного секретаря по туризму в двух правительствах с
совершенно разной политической ориентацией. Тем, кто обвинял его в измене
своим убеждениям, он отвечал, что прежде всего печется о "благе Франции,
слишком страдающей от политической зашоренности Парижа". Подобные речи не
могли не нравиться в стране, которая мечтает о всеобщем согласии, но не
может добиться его даже среди посетителей одного кафе. Это был человек
формул. Наиболее знаменитое его изречение:

"Завод-автомат и ферма-гостиница должны стать двумя устоями
процветания наших регионов на пороге нового тысячелетия".

На предвыборных митингах этот образ был хорошо понятен как фермерам,
задавленным экспортными квотами и импортом английской баранины, так и
промышленникам, страдающим от японской конкуренции. Волшебная словесная
палочка превращала фермы в Малый Трианон,[2] а будущие заводские предместья
в районы, закрытые для иммигрантов, потому это изречение нравилось многим и
звучало успокаивающе перед лицом неопределенного будущего.
Франсуа видел, как Жомгард отрицательно покачал головой, словно
отказываясь обсуждать дальше то, о чем шептал ему Малитран. За их спинами
был виден силуэт одетого с иголочки казначея клуба Виктора Пере, который
встал, несомненно, для того, чтобы пойти узнать, каков сегодня сбор в
кассах. Он нагнулся с намерением, в свою очередь, сказать что-то президенту
клуба, но тот раздраженно отмахнулся. Этот "черноногий",[3] приехавший из
Алжира после поражения 1962 года,[4] был чем-то недоволен и, пожав
демонстративно плечами, стал подниматься по ступеням к выходу с трибуны.
Отметив про себя мимоходом нервозную атмосферу, которая, казалось,
царила среди руководящей группы, журналист перенес свое внимание на того,
кого он считал авгуром футбольных дел. Брюньон с бесстрастным видом медленно
продвигался к воротам команды Сошо... Барабаны болельщиков Вильгранда
гремели устрашающе, чтобы обескуражить противника.

Виктор Пере не успел еще дойти до главной кассы, когда его остановили
два субъекта с выстриженными висками, в джинсах и кожаных куртках. От
незнакомцев, сторонившихся яркого света над футбольным полем, исходила
угроза, которую казначей сразу же ощутил. Эти парни напоминали ему молодых
убийц из ОАС.[5] Несмотря на жару, он почувствовал озноб, когда тяжелая
ладонь легла ему на плечо.