"Владимир Кантор. Гид (немного сказочная повесть)" - читать интересную книгу автора

или дежурному по станции".
Иногда текст слегка менялся:
"При обнаружении подозрительных лиц..."
Константин резонерски подумал: "Медленное отравление голов. И без того
не крепких".
Что-то в сочетании имен не нравилось ему, более того, тревожило.
Конечно, прежде всего - Владимир Борзиков и отчасти фон Рюбецаль.
Он-то думал, что это уже давно ушло, быльем поросло... А если Алена там
будет?..
Он повел глазами по сторонам. И вдруг заметил человека, которого не
видел много лет, - Бориса Кузьмина, работавшего в Институте всеобщей
истории, доктора наук, но считавшего себя писателем и в силу неудачливости
на этом поприще становившегося с каждым годом все более и более
скептическим, желчным и мизантропичным. Борис был бородат, что тщательно
брившемуся Косте казалось неряшливостью. Они были почти ровесники, но из-за
седой уже бороды Кузьмин казался много старше. С портфелем на коленях, в
очках, он листал какие-то сшитые степлером бумажки.
Костя знал, что в его возрасте нет больше друзей, а в России никогда не
было ни "трех мушкетеров", ни "трех товарищей". Но есть те, общение с
которыми скорее приятно, чем неприятно, те, у которых ум работает. Кузьмин
был, как ему казалось, из таких. Константин тронул его за плечо. Тот поднял
глаза и сразу без вступления сказал:
- Ничего другого больше не могу. Все вырезки из газет, почти без
комментариев. Вот посмотрите хоть это, - и он сунул в нос
Константину компьютерную страничку со следующим текстом:
"10 февраля 2004. Пропал 5 февраля кандидат в президенты Зыбкин.
Пять дней искали. И - безрезультатно. Разговоров и слухов было полно.
Пиарит или убили его? За то, что критиковал президента? Вдруг обнаружился в
Киеве, гулял-де и пьянствовал с друзьями. Жена осудила, сказав, что не
должно доверять таким политикам. Начальник избирательного штаба заявила, что
подает в отставку. Наверное, не сумасшедший же кандидат в президенты, чтоб
так себя вести накануне выборов. Как говорят блатные, "опустили" его. Чем же
пригрозили?
Сделали из него шута горохового. Теперь ни одному его слову никто не
поверит. Как у Булгакова: "Брысь!" - сказал Бегемот. И Степа
Лиходеев очнулся в Ялте. Сам при этом на издевательский вопрос
корреспондента об отдыхе Зыбкин ответил мрачно: "Не желаю никому такого
отдыха"".
- Погодите, - сказал Костя, - но сейчас ноябрь две тысячи третьего.
Февраля следующего года не было.
- Не было, так будет, - мрачно сказал Кузьмин. - Пожелаю вам терпения,
и надолго. Все же еще недавно манила надежда, чудилось что-то... Впрочем,
надежда была и у тех, что делали Октябрь. Манил свет, а оказался болотный
огонек, который привел к гадости и мерзости. Вот и в наше время все
восстановилось, советская система регенерируется. Теперь опять нужно
запастись терпением, но уже без надежды. Исправить эту страну невозможно. Я
написал статью о постоянно понижающемся антропологическом уровне народа с
первой революции. Для себя написал, печатать ее негде. Сейчас уже и без
лагерей все возможно, просто неугодные исчезают.
Костя не отвечал, с недавних пор старался он снова в общественных