"Петр Капица. Ревущие сороковые" - читать интересную книгу автора

- Съездим на денек в Ленинград, - предложил я Леле. - Тебе надо
показаться врачу.
- Зачем? - пожала плечами жена. - Я заранее могу ответить на все его
стереотипные вопросы: "Да, жила в блокадном Ленинграде... боялась
бомбежек... недоедала, близка была к дистрофии". И заранее предскажу
шаблонное заключение: "Ослабление сердечной мышцы. Полный покой, витамины,
глюкоза, усиленное питание". А ко мне нельзя подходить с общей меркой.
Дело в том, что до войны Леля была одной из самых способных молодых
спортсменок. Она показала рекордное время в беге на восемьсот метров. Ей
прочили большое будущее. Но тут грянула война.
В это послевоенное лето она пыталась войти в спортивную форму:
соблюдала строгий режим, много тренировалась. И меня вовлекла в спартанскую
жизнь.
В сентябре Леля выступала на районных соревнованиях молодежи. Я пришел
посмотреть на ее бег.
После пистолетного выстрела Леля сразу же вырвалась вперед. Она бежала
без всякого напряжения, легким, размашистым шагом, уходя все дальше и дальше
от своих соперниц. Леля мчалась по кругу, слегка закинув голову назад. Ее
бег был так стремителен и красив, что я невольно залюбовался им.-
И вдруг, выйдя на второй круг, Леля словно оступилась, она покачнулась,
прижала левый локоть к боку и продолжала бежать каким-то отяжелевшим шагом,
точно ноги отказывались подчиняться ей.
Я видел, как лицо ее побледнело, как она, замедляя скорость, пыталась
вдохнуть открытым ртом воздух и не могла... Я ринулся к беговой дорожке и на
ходу подхватил ее.
В моих руках Леля как-то сразу обмякла. Ноги ее подкашивались, ей
хотелось опуститься на землю, но я не давал ей ни лечь, ни сесть, а водил по
полю, чтобы она постепенно отдышалась и успокоилась.
- Понимаешь, в глазах потемнело и воздуху не стало хватать, - с трудом
выговаривала Леля, объясняя свое состояние. - Такого со мной еще никогда не
было...
Потом Леля ушла в раздевалку и долго не выходила. Тревожась, я заглянул
туда и увидел, что она неподвижно сидит с понуро опущенной головой.
- Леля! - окликнул я ее. - Что ты? Идем домой.
Она нехотя поднялась, завернула шиповки в газету и пошла за мной. Веки
у нее набрякли, словно от слез. По пути Леля опять заговорила о своей
неудаче:
- Чем же теперь жить? Спорт для меня значил очень много. Так хотелось
доказать, что Николай Иванович не ошибся, не зря потратил на меня столько
сил. Я ведь многого лишила себя... соблюдала строжайший режим, не знала
покоя, работала как каторжная. И вот те на - ничьих надежд не оправдала! Все
убила проклятая война.
И вот теперь, когда она несколько успокоилась, я пустил в ход логику:
- Хоть ты и врач, но сама себя не можешь выслушать. В Ленинграде ты
покажешься специалисту... и не одному. Может, все еще поправимо.
- Хорошо, я поеду с тобой, - согласилась Леля.
В Ленинград мы прибыли рано утром. Леля отправилась к знакомому
профессору, а я - в Управление Балтийского пароходства. Пройдя в сектор
кадров, я спросил: не требуются ли сейчас штурманы?
- Скоро понадобятся, - ответил пожилой моряк.