"Сергей Капков. Эти разные, разные лица (30 историй жизни актеров) " - читать интересную книгу автора

театр. Меня тут же оформили на работу, правда, числюсь я теперь здесь не с
36-го, а с 53-го года почему-то.
- Но главных или значительных ролей у вас больше не было?
- В общем-то, я не могу сказать, что какие-то роли меня особенно
радовали с тех пор, как я вернулась. Мы тут же начали репетировать "Клопа",
я ввелась в старые спектакли. С другой стороны, и в мюзик-холле я ничего
такого не сыграла. Я была героиней, а мне хотелось чего-то каскадного, как
было в оперетте.
Я всегда играла так называемые отрицательные роли - иностранок,
каких-либо красиво одетых дам. У меня была когда-то хорошая фигура, во мне
не было никакого быта, а была своя манера, несколько изломанная, что ли. Я
знала свои особенности, и когда работала в той же оперетте, брала у
балетмейстера то, что мне нужно по моим данным, а остальное доделывала сама.
Может, это и называлось утонченностью. Во всяком случае, когда я смолоду
играла какую-нибудь деревенскую девку, надо мной все хохотали. Поэтому,
сыграв Секлетинью в спектакле "По 206-й", я сама себе не поверила - какой
был успех!
- Театральная критика сравнивала вас в этой роли с "великими старухами"
Малого театра Рыжовой и Блюменталь-Тамариной.
- Да, помню. Я очень люблю эту роль. Там можно и почудить, и характер
есть у этой бабушки.
- А кроме нее что вы играете сейчас?
- По большому счету ничего. "Молчи, грусть, молчи" - пою свой "шансон",
да раз в месяц - "Последние". Я не люблю роль в этом спектакле. Играю
няньку, которая все в доме знает, все помнит и заканчивает все картины. Мне
хотелось сделать ее вечнобурчащей старухой, знаете, есть такие: "Бу-бу-бу,
бу-бу-бу..." Но в нашем театре жуткая акустика, и это невозможно, зрители
ничего бы не услышали.
- "Последних" поставил Анатолий Папанов. Это была его единственная
режиссерская работа. Интересно было с ним работать?
- Папанов - это особенная личность. Совершенно неожиданный человек, ни
на кого не похожий. У него постоянно возникали какие-то странные образные
выражения, и когда он выступал на худсовете, вся труппа от хохота лежала. Но
был он довольно грубым, не всегда выбирал приличные слова. И вдруг, получив
разрешение на собственную постановку, стал совсем другим - сама нежность,
душевная открытость. Он обожал всех, кто у него репетировал, боялся кого-то
из нас обидеть. И в конце концов остался безумно доволен своим спектаклем.
Вообще профессия режиссера очень трудная и страшная. Я это поняла,
когда сама поставила в Воркуте две оперетки.
- Однажды в одной из телепередач проскочила фраза, что вы сейчас
находитесь за так называемой чертой бедности.
- Я не жалуюсь. У меня потребности маленькие. Это раньше нужна была
масса денег, а сейчас я ничего не покупаю, есть-пить мне много не надо.
Каждый день приносят комплексный обед из "Макдональдса" - это у них
программа такая, кормить пенсионеров, живущих в округе. Правда, я это все
раздаю в театре коллегам.
- Валентина Георгиевна, а чем вы занимаетесь вне театра?
- Добыванием пищи. С утра. И я быстро от всего устаю, поэтому не могу
проводить много мероприятий. Приду домой, полежу, почитаю, посмотрю
телевизор. Потом немножко уберусь. Раньше за мной ухаживала женщина, которая