"Сергей Капков. Эти разные, разные лица (30 историй жизни актеров) " - читать интересную книгу автора

это жест дающего, отвечающего, чванства, этикетности (?) и т.д. Принять
такого рода законы, по-моему, просто невозможно! Как будто нельзя давать
что-либо, протянув руку ладонью кверху, или выражать свои чувства, вообще
никуда не протягивая рук. Ильин же пошел еще дальше - нам давалось девять
положений тела, якобы соответствующих девяти состояниям души (почему
девять?!): нормальное, ужас, презрение, рассматривание, недоверие и другие.
Названия им были даны сугубо научные: эксцентро-концентрическое,
концентро-нормальное, эксцентро-эксцентрическое и т.д. и т.п. Выходило, что
актер, спокойно смотрящий на своего партнера, без всякого жеста не может
выражать к нему большего презрения, чем актер, принимающий
противоестественное "эксцентро-концентрическое" положение.
Нас даже обучали ходить. С повышением и понижением напряжения или с
понижением и повышением напряжения - в общем, так, как ни один человек ни
при каких обстоятельствах не ходит. Но если Волконский еще писал, что
необходимо наполнять жест актерской эмоцией, то у Ильина момент переживания
вообще исключался. Все задаваемые этюды превращались в чисто механические.
На счет "раз-два-три-четыре". Кто-нибудь из аудитории начинал негромко
отсчитывать "раз-два-три-четыре", а, допустим, "он" и "она" показывали сцену
свидания, принимая "концентро-концентрические" и "нормально-эксцентрические"
положения.
Многие из наших студентов так и не увидели свет юпитеров. Иные, получив
роли, снимались в одной-двух картинах и навсегда исчезали с экрана.
Мне посчастливилось. Едва поступив в ГИК, я начал работать на
производстве.


* * *

Грузный, слегка уже обрюзгший человек, сидел в кресле, глядя на меня
из-под прищуренных век. Глаза были бесцветны, но взгляд - умным, слегка
циничным. Взгляд знатока человеческих душ и ценителя женской красоты.
Я выжидал, что он скажет.
Я подготовился к этой встрече - элегантно оделся (за отсутствием
пиджака выстирал и выгладил единственную рубашку) и тщательно причесался на
прямой пробор, как, по моему тогдашнему представлению, полагалось настоящему
артисту. Это оказалось излишним. Глядя на меня, мой маститый собеседник
хрюкнул. Я вздрогнул. Только потом я понял, что такова его манера смеяться.
"Разрушьте это", - сказал он, указывая на мой пробор. Я взъерошил себе
волосы. "Вот так уже лучше", - заключил он.
Это был известный кинорежиссер Владимир Ростиславович Гардин. Он
случайно встретил меня в одном доме и узнал, что я обучаюсь в ГИКе. К
занятиям в этом вузе он, не без основания, относился скептически, но ему
нужен был юнец. Я, по-видимому, его в какой-то мере устраивал, и он
пригласил меня на киностудию "Межрабпом-Русь", предложив роль в своем новом
фильме "Особняк Голубиных". "Смотрины" прошли удачно, и по окончании съемок
Владимир Ростиславович тут же предложил мне одну из центральных ролей в
фильме "Золотой запас".
Фильм рассказывал о том, как захваченный в Казани золотой запас
Государственного банка переправлялся белогвардейцами на Дальний Восток с
отступающей армией Колчака. Беляки, как полагалось в картинах того времени,