"Варвара Карбовская. Портрет" - читать интересную книгу автора

круглых щеках ежедневно несет ответственность за тысячи жизней!..
- Знаете, Александр Иваныч, - неодобрительно говорит Федя Ситников, -
уж очень вы разборчивы, честное слово. Любая из этих девушек придется к
месту. Чего вы ищете, я не понимаю.
- Яблоневый цвет, - рассеянно отвечает художник. - Эти девушки
прекрасны, но они уже строительницы, хозяйки жизни, а та, Федя, голубчик, та
еще дитя, милое, веселое, удивленное дитя. Если она придет ко мне в картину,
встанет на фоне заснеженной площади в оранжевом дубленом полушубке с
кудрявой опушкой, в черных чесанках, в пуховом платке на голове, встанет и
своими детски-счастливыми глазами поглядит на Кремль... Да ты знаешь, как я
тогда назову свою картину?
- Ну? - Федя Ситников поддается волнению Александра Ивановича.
Художник произносит что-то тихо про себя, потом отмахивается.
- Нет, сам еще не знаю, не скажу! Но, по-моему, должно получиться
хорошо.
- Да, - задумчиво говорит Марья Трофимовна, - это в самом деле может
получиться неплохо.
- Еще бы! - восклицает Александр Иванович. - Она смотрит на Кремль, и в
глазах у нее мечта: вот, мол, лет через пять, может быть, я стану знатным
человеком, и я побываю там, в Кремле...
- Но ведь об этом может мечтать любая девушка, и писать можно любую, -
убежденно говорит Федя Ситников. - Например, Соню...
Александр Иванович в отчаянии схватывает себя за голову.
- Соню! Отчего ж одну только Соню? Тогда уж весь Большой театр со всеми
сопранами, хором и кордебалетом!
Марья Трофимовна говорит примиряюще:
- Федя, ваша Соня - прелестная, талантливая балерина, но она совершенно
не тот тип.
- Вот когда она дебютировала в Джульетте, вы бы посмотрели, какой она
тип, тот или не тот, - обиженно говорит Федя.
- Колхоз "Счастливый век", здесь искать? - спрашивает Марья Трофимовна,
развязывая тесемки серой папки.
На первом листке голова старика: под. высоким покатым лбом зоркие
глаза, толстый губчатый нос, а под ним воздушная, облачной чистоты и
легкости белая борода. За портретом старика следует набросок - группа
мальчиков на реке возле гидроэлектростанции. Подпись: "Выстроена в 1950
году". Еще листок - пожилая женщина, повязанная косынкой в горошек, с очень
довольным лицом. Рядом большая пестрая голова коровы с задумчивым взглядом и
длинными ресницами. Подписано: "Тетя Глаша и Кармен-рекордистка".
И наконец...
- Она! - вскрикивает Александр Иванович и выхватывает папку из рук
жены.
Все трое склоняются над листком ватмана. На них простодушно смотрит
милое девичье лицо. Рот слегка приоткрыт в улыбке, кажется, что он вот-вот
проговорит: "Что это вы на меня уставились?"
Под рисунком нет ничего, кроме даты: "Июнь, 50 г.".
- Маша! - нетерпеливо обращается художник к жене. - Маша, где мы были в
июне пятидесятого года? Ну, скорей?!
Марья Трофимовна морщит брови, припоминая.
- Четвертого июня ты удил рыбу на Тахре... и простудился. И из-за тебя