"Варвара Карбовская. Система Борис Борисыча" - читать интересную книгу автора

дворника за милиционером и не составила акта. Все равно, какую кашу ни
завари, никто ее расхлебывать не станет. Всем известно, что у Борис Борисыча
расстроенная нервная система и он за свои поступки не отвечает.
О нервных заболеваниях Борис Борисыч может прочесть лекцию не хуже
врача-невропатолога, легко и уверенно оперируя твердо заученными
медицинскими терминами. Но, если задать ему самый простой вопрос: при каких
именно тяжелых обстоятельствах он получил свой недуг, Борис Борисыч раздует
ноздри, с шумом и свистом вберет в них воздух и молча посмотрит на вас таким
глубоко-мрачным взглядом, что вам сразу же представятся страшные картины.
Может быть, это танки, с ревом идущие в атаку, или самолет, пылающим факелом
падающий прямо в смерть, или переправа, от которой навеки остались в памяти
окровавленные льдины и черные полыньи... Все это, безусловно, могло бы
отразиться на таких сверхчувствительных струнах, как человеческие нервы.
Но ничего такого в жизни Борис Борисыча не было. Был далекий тыл и ящик
с макаронами. Но, на счастье Борис Борисыча (огромное большинство людей
понимают слово "счастье" совсем в другом смысле), в тот момент, когда ящик
упал ему на голову, на Борис Борисыче была надета необношенная, с иголочки,
военная интендантская форма. Конечно, она не являлась панцырем,
предохранившим его от ушиба. Но зато эта новенькая форма дала ему
возможность тут же лечь в тыловой госпиталь.
Соседи Борис Борисыча по госпитальной койке, едва почувствовав
улучшение, бежали из госпиталя снова в строй. А Борис Борисыч не бежал. Он
лежал тихий и послушный и только иногда, глядя на врачей прозрачно-честными
глазами, говорил жалобно:
- Выпишите меня! Иначе я все равно убегу, какая разница.
Но разница между словами и делами выявлялась сразу. Когда Борис
Борисыча собирались выписывать, у него вдруг закатывались глаза под лоб,
дрожали руки и ноги и пугающе дергалась левая щека. Никто не знал тайны
Борис Борисыча: он умел дергать щекой с самого раннего детства, что
составляло в свое время его мальчишескую гордость. Теперь к дерганью щеки он
относился серьезно. Щека производила впечатление, она дрожала, как студень,
мясистый нос рвался куда-то в сторону, как будто хотел покинуть насиженное
место, а левый глаз глядел диковато и подмигивал. И Борис Борисыча снова
тщательно и терпеливо лечили вплоть до 1945 года, а он артистически
изображал томление духа и грустно умолял выписать его, иначе он все равно
убежит...
Начиная примерно с 1946 года и по настоящее время Борис Борисыч
ежегодно ездит в санатории. У себя дома он щекой не дергает, а потому,
прибыв в санаторий, предается этому занятию с особенным увлечением.
Если ему не нравится санаторный суп с цветной капустой, он швыряет
тарелку на пол. После этого его, как триумфатора, под руки уводят из
столовой.
- Вы же видите, человек борется со своим недугом, но не так-то это
легко, дорогие товарищи!
Если в санатории встречаются люди на протезах и если эти люди, отдыхая,
много и с увлечением говорят о работе и собеседнику становится ясно, что без
работы они просто изнывают, Борис Борисыч предпочитает не умножать собой
число их собеседников. Он отходит в сторону и дергает щекой, так, чтоб
издали было видно, какой у него убийственный тик. Если же все-таки разговор
становится неизбежным, он говорит, мучительно заикаясь (в детстве он в