"А.Каргин. Торшер для лаборанта (Журнал "Знание - сила", 1987, N 3)" - читать интересную книгу автора

- Будьте здоровы, Василий Лукьянович! - сказала Ксения Ивановна. - Это
очень важно, чтобы желания исполнялись. Ведь тогда все будут счастливы.
Вот у вас какое самое заветное желание?
Василий Лукьянович немного помолчал, разливая вино. Потом, когда уже
выпили, сказал:
- Я, знаете, до войны под Мелитополем жил, у самого моря. А
возвращаться не стал - не к кому. В разных местах бывал. Доучивался,
работал. Здесь вот зацепился, а все туда тянет. Думаю себе, на пенсию
выйду, уговорю Наталью, поедем в нашу Степановку, - он еще помолчал и тихо
добавил: - Лодку куплю, стану рыбу ловить.
Так, за разговором, они и не заметили, что кончился обед.
В этот день двери запирала Ксения Ивановна, и - такое случилось впервые
- Иван Игнатьевич и Василий Лукьянович дождались ее. Некоторое время шли
втроем. А когда она свернула к себе, мужчины продолжали путь по медленно
остывающему булыжнику. Иван Игнатьевич рассказал боцману об удивительной
птице колпице с расширяющимся книзу клювом, странным образом похожим и на
лопату, и на молоток. Василий Лукьянович в свою очередь объяснил Ивану
Игнатьевичу, как берет кефаль на Бирючьем острове, который и не остров
вовсе, а самый край длиннющей Федотовой косы. Уже прощаясь, Василий
Лукьянович сказал:
- Я чего спросить хотел, что это с Ксенией-то происходит?
Иван Игнатьевич смотрел не понимая.
- Эти ее разговоры о рояле, о том, будто играет она. Надо бы отвлечь ее
от мыслей этих. Какая уж тут игра, сами понимаете.
- Да что вы, Василий Лукьянович, - вздохнул Иван Игнатьевич облегченно.
- Подумаешь, рояль. Ну появился у Ксении Ивановны рояль. Ну играет она на
нем. Но ничего такого тут нет. А играет, между прочим, замечательно. Да
ведь Ксения Ивановна и женщина необыкновенная. Понимаете ли вы это? Вы
должны понять. Со мной тоже, скажу вам по секрету, удивительная история
вышла. Вот у вас, например, есть дома торшер?..
Потом, когда Иван Игнатьевич, махнув рукой, юркнул в свой переулок,
Василий Лукьянович замедлил и без того неторопливый шаг. Сейчас пройдет он
мимо глухого куба бойлерной с намалеванными на грязной стене спадающими
буквами ЦСКА, минует перевернутую урну у подъезда, откроет визгливую
створку с красной фанерной заплатой и станет подниматься, хрустя скорлупой
у мусоропроводной колонны с вырванными крышками. Он войдет в квартиру, где
делит стол и постель с женщиной, много лет назад пришедшей, чтобы досадить
другому (как и он привел ее, чтобы досадить Марианне и забыть ее плечи в
соленых каплях), да и оставшейся - стирать и стряпать, гасить в себе и в
нем вожделение и молчать, молчать, молчать. Он распахнет окно, выходящее
на крутой подъем к нефтебазе, где надсадно воют бензовозы, он откроет
окно, эх, дятлы-рояли, и высунется до пояса...


Иван Игнатьевич торопился. Он ждал сегодняшним вечером в гости Ксению
Ивановну. Она обещала прийти на ужин к половине восьмого. Иван Игнатьевич
летел домой. Сейчас он войдет к себе, отыщет кнопку среди корней, впустит
этот задумчивый свет, похожий на свет забытого фонаря в листве ночного
парка. И лишь две мысли слегка тревожили Ивана Игнатьевича. Во-первых,
дятлы селятся в дуплах, и гнезд никогда не вьют. И, во-вторых, он твердо