"Берег Хаоса" - читать интересную книгу автора (Иванова Вероника Евгеньевна)Нить девятнадцатая.– С возвращением! – Приветствовал меня старый слуга, помнящий моё детство, пожалуй, лучше меня самого. – Я ненадолго. – Конечно, ненадолго, – ворчливо проскрипел он, принимая тёплый плащ. – Вы никогда теперь не приходите надолго. – Только не говори, что скучаешь. – Не буду. Всё равно не поверите. – Не поверю. С таким-то хозяйством и скучать? Где повелительница? – У себя, как обычно. Доложить о вашем приезде? – Повремени. Пожалуйста. Я хочу кое-кого навестить. Валлор неодобрительно качнул головой: – Зачем? – Господин каждый раз, как бывает дома, ходит туда, – ответил за меня старик. – Каждый раз? – Друг ужаснулся. – И кому нужны твои мучения, Тэл? Тебе самому? – Возможно. Это помогает мне не забывать о главном. О необходимости дорожить тем, что имеешь. И оставив Валлора в зале, я двинулся хорошо изученным за всю жизнь путём: по галерее, в правое крыло просторного дома с высокими потолками и стройными колоннадами, с яркими гобеленами на стенах и огромными окнами, тонкие рамы которых создавали впечатление, что стёкла парят в воздухе, а не скрепляются друг с другом. Я шёл в свою комнату. На первом этаже, рядом с библиотекой – чтобы не нужно было далеко ходить за книгами, убранная в зелёно-жемчужных тонах, снабжённая всем необходимым... Я любил свою обитель. Все те восемнадцать лет, пока жил в ней. И даже сейчас, переступая порог, мысленно говорил ей: «Здравствуй». А она отвечала, шорохом штор на мимолётном сквозняке. Что-что? Не расслышал. Впрочем, какая разница? Её нынешний хозяин тоже был мне рад. Всегда, и в первое время эта искренняя радость порождала в моей груди невыносимую боль. Он что-то увлечённо чирикал пером на беспорядочно разложенных по столу листах бумаги. Часть из них давно уже слетела вниз, покрывая ковёр, как осенняя листва – дорожки в саду мэнора. Я привычно нагнулся, собрал испорченную бумагу и сложил её в корзину для мусора. – Тэйлен пришёл! – Да, я пришёл. Глаза, не такие тёмно-голубые, как у Валлора, а скорее, походящие своим цветом на хрусталь весеннего неба, сияли счастьем. Как обычно. Длинные пряди светлых волос растрепались и спутались, выбившись из причёски, и я бережно собрал их в хвост, затянув ремешком понадёжнее. Так, рубашка снова заляпана завтраком: судя по цвету пятен, блинчики были с черничным вареньем. Могли бы и переодеть ребёнка. А впрочем, если он сразу увлёкся каким-нибудь из своих любимых занятий, все уговоры слуг были бесполезны. Ребёнка... Кто не знает, не поверит, что этот молодой мужчина, хорошо сложенный, сильный, привлекательный, на самом деле, всего лишь мальчишка, за прошедшие тринадцать лет так и не успевший повзрослеть. – Ты поиграешь со мной? Смотрит с надеждой, которую нельзя обмануть: обманешь – себе не простишь. – Поиграю, но попозже. Сначала мне нужно встретиться с повелительницей. – Она сердитая! – О да, этого у Сэйдисс не отнимешь. Но может быть, это Вы заставляете её сердиться? Он смешно морщится, пытаясь изобразить задумчивость, и сердце снова колет невидимая игла. Тихонько, но всё ещё ощутимо. Я мог бы сейчас так выглядеть. Нет, я должен был сейчас так выглядеть! Быть любимцем женщин и вызывать зависть у мужчин. Устраивать бесконечные поединки и выходить изо всех них победителем. Играть с Хаосом во всю свою мощь... – Как это? – Возможно, Вы плохо выполняете уроки или не прибираете за собой игрушки. Откуда мне знать? – Нет, я делаю всё, что она велит. Я плохой, да? – Почему Вы об этом спрашиваете? Голубые глаза начинают подозрительно поблёскивать. – Она никогда меня не хвалит. – Она никого не хвалит. Я могу похвалить Вас. Хотите? – Нет, я хочу, чтобы это сделала она! О, а вот этот сквозняк уже не похож на обычное свидетельство наличия незаткнутых щелей... Листы бумаги на столе начинают подрагивать, потом взвиваются вверх желтовато-белой вьюгой, а следом отправляются в полёт и прочие предметы, оказавшиеся в пределах досягаемости гнева Заклинателя. Да, Тэллор всё же был таковым – по рождению тела, но обучиться в полной мере владеть своими способностями не мог, потому бури устраивал хоть и частенько, но маленькие и безобидные. А впрочем... Увесистый том ткнулся в меня с такой силой, что сбил с ног, а потом радостно рухнул прямо на голову. Я успел закрыться руками, но только от него одного, а тяжёлых предметов на столе оказалось с избытком, и когда буря всё же утихла, вместо меня в комнате присутствовал небольшой такой погребальный холм. Сколько раз говорил себе: не смей подходить близко, когда Тэллор расстраивается! Опять совершил ту же ошибку. И синяков на мне будет... ой-ой-ой, сколько. – Тэйлен! Книжки и письменные принадлежности снова отправляются в полёт, но на сей раз в стороны и не волей, а движением рук: меня откапывают. – Тебе больно? Это я сделал? Я плохой? Вы пробовали злиться на себя самого, но только маленького, глупого и искреннего? Бесполезное занятие. А главное – бессмысленное. – Нет, что Вы! Конечно, мне не больно! Ага, а по щеке что-то течёт из рассечённой брови... Каким лгуном я иногда бываю, сам себе поражаюсь. – Но я плохой, да? – Нет, Вы хороший. Только никак не можете это понять... Как продвигаются Ваши занятия? – Ты хочешь посмотреть? Всё забыто, остался только невинный азарт показать себя во всей красе. Ребёнок, что с него возьмёшь? – Конечно, хочу. Покажете? Он срывается с места, начинает копаться в руинах, созданных своей же беспечностью, и после довольно долгих поисков вытаскивает альбом для письма. – Вот! А гордый какой... Неужели, что-то начало получаться? Открываю последний исписанный лист. И правда, получается. Плоховато, кривовато, но буквы уже вполне уверенно держатся друг за друга, да и связности в тексте стало больше. Всё-таки, дело движется. Если бы ещё Сэйдисс хоть как-то поучаствовала... Но нет, она не снизойдёт. Никогда. А я пока не готов взваливать на себя ответственность за чужую, к тому же, столь наивную жизнь. Жениться и то страшновато, хотя невеста – девушка, способная за себя постоять и своего добиться. Ещё бы знать, что именно она считает «своим»... – Вы делаете успехи. Правда. Его бы научить рисовать эльфийские руны: вот где требуется твёрдая и точная рука. Но я и сам не слишком умею это делать. А если научусь и стану уверенно обращаться с рунописью, красоты в ней не останется, так же как в моих рабочих записях: мелкие убористые буквы, вплотную прилегающие друг к другу строчки. И всё же, он молодец. Старается. Надо будет подобрать для чтения и изложения новые отрывки из книг. – Я ещё зайду к Вам. Перед отъездом. – Мы будем играть? – Да, мы будем играть. Будем. Втроём: Тэллор, я и Хаос. Знаю, что Сэйдисс не одобряет мои действия, но уверен: если возможно протянуть хоть одну тоненькую ниточку между мальчиком и стихией, её нужно протянуть. Зачем лишать ребёнка чуда, которого он заслуживает, несмотря ни на что? Разве он виноват в случившемся – в потерянном счастливом детстве, в невозможности быть любимым родной матерью? Никто не виноват, знаю. Но раз никто не виноват, то и страдать никто не должен, верно? А платить... Найдётся, кому. Так, пожалуй, вот эта, с описаниями природы и повадок животных, будет ему понятнее остальных. На первый раз можно выбрать главу о белых северных лисицах и местах, где они живут. Заложим здесь, здесь и, наверное, ещё вот здесь... В тишине библиотеки её шаги так же мягки, как и раньше. Снова босиком, а ковёр на пол так и не положили. – Ты занят? Отрываю взгляд от книги. Прежней девочки больше нет. Есть взрослая, уверенная в себе женщина. Сколько ей должно было исполниться в этом году? Двадцать семь. Да она теперь старше меня! Какая забавная странность... Формы округлились, достигли тех очертаний, что были задуманы природой, и тоненькая фигурка расцвела. Невесомые полоски ткани, из которых сплетено платье, ничего не скрывают, да и не собираются скрывать. В самом деле, зачем прятать от взглядов то, чем тебя наградили? Зачем утаивать от других счастье владения щедрыми дарами? Золотые косы сотнями змеек стекают по плечам на грудь и спину, заканчивая свой бег у круглых коленок. Губы так и не располнели, но их контуры стали более чёткими и дерзкими. Красавица... Только в тёмном янтаре глаз ещё можно найти отсветы души той Тайрисс, которая любила танцевать для меня. – Ты занят? Невежливо заставлять hevary дважды повторять один и тот же вопрос. – Немного. Но я могу сделать перерыв. Ты что-то хотела мне сказать? Она слегка склоняет голову к правому плечу, улыбается и детским голоском сообщает: – Я разучила новый танец. – Это замечательно. Тайрисс подходит ближе, и я начинаю чувствовать окружающее её тепло. – Я ещё ни перед кем его не танцевала. – Тогда не торопись с выбором зрителя, не совершай прежних ошибок. – Ты считаешь, что я ошибалась? – Похоже на то. – Пусть. Я не жалею. А ты? Что ответить? Я ведь не любил тебя, малышка. Как женщину, имею в виду. Даже не был влюблён. Мне льстило твоё внимание и привязанность, хотя много ли чести вскружить голову ребёнку? И всё же, следовало быть строже. Следовало не давать тебе повода влюбляться все сильнее и сильнее. Но бороться с собственным эгоизмом так трудно... Вот и я проиграл. Сначала ему, а потом и судьбе, которая не преминула поставить подножку. Возможно, второе рождение – всего лишь плата за дар, который я не оценил, когда владел им. Да, пожалуй. Наверное. Может быть. – Не знаю, а потому не буду врать. – Ты так и не изменился, – шутливо вздохнула Тайрисс. – Правда? А мне казалось, изменился, и ещё как! – Нет, ты всегда был слишком рассудительным, таким и остался. Знаешь, я даже боялась, что когда буду танцевать перед тобой Танец Выбора, у тебя не хватит безрассудства пройти через него. Всё было так серьёзно? Ты пугаешь меня, малышка! Разве я был бы достоин Танца Выбора? Твоего танца?.. Когда Заклинательница чувствует в себе возникновение желания продолжить род, она разучивает особенный танец. Смертельно опасный для всех, кто попадёт в его объятия. Для всех, кроме одного. Того, кто откажется от страхов, сомнений и прочего груза, отягощающего душу. Того, кто примет приглашение и войдёт в круг танца, чтобы разделить жизнь танцовщицы. Конечно, в Танце Выбора не может участвовать кто-то случайный: Заклинательница приглашает только того, кого любит. Но и от партнёра требует того же. Любви. Полной и безусловной. Если в твоём сердце нет чувства, по своей силе равного страсти Заклинательницы, лучше и не пытаться: погибнешь. Значит, Тайрисс была настроена решительно. Можно гордиться собой или ещё рано? – Наверное, и не хватило бы. – Ты же обещал не врать! Укоряет, и правильно делает. – Я и не вру. За прошедшее время я многое узнал о себе. Не слишком приятные, но необходимые вещи. Могу сказать одно: тот Тэллор, который благосклонно наблюдал за твоими танцами, не рискнул бы участвовать в Выборе. – А тот, который стоит передо мной сейчас? Горячая ладонь легла мне на грудь. – Тот рискнул бы? – Я больше не Тэллор. Она кивнула: – Да, не Тэллор. Но ты неверно расставил слова. – Как же надо было их расставить? – Ты не Тэллор, а больше, чем он. И прежде, чем я успеваю что-то сказать в ответ, Тайрисс повторяет: – Я разучила новый танец. И я хочу станцевать его для тебя. Посмотришь? – Разве я могу отказаться? Если в её улыбке и есть доля торжества, то слишком незначительная, чтобы выглядеть обидной. – Зажжёшь для меня свечи? – Конечно. Выдёргиваю из связки лучину, подношу её к мерно полыхающим в камине поленьям. Жду, пока огонь надёжно впивается своими острыми зубами в дерево, и прохожу по библиотеке, зажигая свечи в каждом из семи ветвистых канделябров. Тайрисс выходит к середин комнаты, вспархивает на массивный стол, замирает, похожая на молельщицу. Проходит целая минута тишины, и начинается танец. Огоньки свечей снимаются со своих насестов и, гуськом, смешно переваливаясь с боку на бок, спешат к своей повелительнице. Шлёпают по паркету, карабкаются по ножкам стола, выстраиваются кругами. Тайрисс обнимает себя руками за плечи, вытягивается струной. Вспышка. Первый хоровод огоньков сливается в кольцо, вытягивается вверх пламенной стеной, становясь почти прозрачным. Вспышка. Примеру первого следует второй хоровод. Вспышка. Все три хоровода становятся огненными занавесями, через которые очертания фигуры Заклинательницы кажутся расплывчатыми и нечёткими. Щелчок твёрдых пальцев, и пламенные полотнища, скрывающие Тайрисс, начинают движение, кружась всё быстрее и быстрее, и с каждым подбираясь всё ближе и ближе к её телу. Вот они коснулись, на долю мгновения остановили свой бег, а потом... Втянулись внутрь. Плетёные полосы платья порскнули в стороны, оставляя Заклинательницу обнажённой, но вовсе не беззащитной. Нежная кожа наливается светом, неистовым, ослепительным. Тот же огонь пылает в глазах, становящихся из янтарных солнечно-белыми. По косам стекают самые настоящие волны пламени, которым Тайрисс сейчас переполнена. Принявшая в себя одно из воплощений Хаоса, она совершенна. Как никогда. Но чудо не может длиться вечно, иначе его прелесть станет незаметной: Заклинательница отпускает пламя на свободу. Огненные бабочки взлетают вверх с сияющего тела, унося вместе с собой частичку света. Порхают под потолком библиотеки, составляют знак, который я успеваю прочитать, и возвращаются туда, откуда пришли. На фитили свечей. Комната снова становится залитой светом, но теперь уже мирным и домашним. – Тебе понравилось? Молчу. Тайрисс подходит ко мне, поправляя плетение платья. – Так ничего и не скажешь? – Почему же? Скажу. Спасибо. Улыбка становится грустной. – Ты понял? То, что этот танец был прощальным? Конечно, понял. Но она прощалась не со мной, а со своими детскими мечтами. Несбывшимися? Так получилось. – Да. – Не обижаешься? – Напротив. Я горд оказанной мне честью. – Это всё, что я могу для тебя сделать. – Знаю. Тайрисс придвигается поближе и губами касается моей щеки. Потом заставляет наклониться и подвергает поцелую рассечённую бровь. – Опять попал под горячую руку? Вздыхаю: – Увы. – Я всё поправила, и Зимник ты будешь встречать не с разбитым лицом. – Спасибо ещё раз. – Мне не трудно. Когда он снова тебя покалечит, только позови! – А твой супруг не будет против? – Если не будет против твоя супруга. Несколько вдохов мы смотрим друг на друга, потом не выдерживаем и начинаем хохотать. Веселья хватает ненадолго, но оно искреннее, а значит и минуты довольно, чтобы им насладиться. – В твоей душе как будто стало меньше Хаоса, – то ли с сожалением, то с одобрением замечает Тайрисс. – Не страшно! Когда хаос убывает внутри, он всегда прибывает снаружи. Если во мне его количество уменьшилось, то вокруг, то есть в моей жизни, увеличится, только и всего. Она улыбается: – Смотри, эти слова могут оказаться пророческими. В святая святых Заклинательницы Сэйдисс – её рабочий кабинет – принято заходить, пятясь спиной вперёд. Чтобы было безопаснее вылетать оттуда: ведь падать, куда глядят глаза, приятнее, чем наоборот, верно? Я вспомнил об этом непреложном правиле уже перед самой дверью, ухмыльнулся и в точности последовал традициям. Пять не слишком уверенных шагов прямо от двери. Теперь можно остановиться и дождаться изъявления воли повелительницы. Но на всякий случай нужно быть готовым к худшему. – Вы желали рассмешить меня своими действиями? – Раздаётся за моей спиной бесстрастный голос. – Возьму на себя труд сообщить: у Вас ничего не получилось. Попробуете ещё раз? Если повелительница предлагает, это означает, что она настроена на разговор. Грех не воспользоваться таким шансом. Поворачиваюсь, бухаясь на колени. Вот стерва, могла бы выбрать для кабинета ковёр и помягче, а не эту тростниковую циновку! Проглатываю стон, прижимаю ладони к полу, выгибая спину. Сия поза должна изображать поклон, но со стороны, как могу догадаться, выглядит не слишком почтительно и не особо изящно. Сэйдисс придерживается примерно такого же мнения: – Ваши действия в течение последней минуты меня пугают. Вы окончательно повредились рассудком? – Я всего лишь приветствую свою повелительницу так, как это должно делать. – Что-что Вы там бормочете? Приветствуете каждую половицу? Стараясь сохранить на лице безмятежное спокойствие, разбавленное благоговейным страхом, поднимаю голову. Заклинательница сидит за столом, методично постукивая зажатым в пальцах правой руки пером по медному уголку книги приходов и расходов. Золотистые волосы собраны в строгий пучок, на безупречно прямой нос водружены увеличительные стёкла в тонкой оправе: как ни крути, а моей первой матушке уже перевалило на седьмой десяток, и если есть возможность не тратить данные от природы силы, Сэйдисс не преминет ею воспользоваться. – Вы желали меня видеть, повелительница? – Глупый вопрос. Или Вы добирались до поместья пешком от самого Нэйвоса? Действительно, вопрос глупый. Но я и не претендую на звание первого мудреца в округе. – Чему обязан? – Обязательно должна быть причина? – Щурятся лазурные глаза. – Вы ничего не делаете без веской причины, повелительница. Думаю, и этот раз не исключение. Она откидывается на спинку кресла, кладя перо между страниц книги. – Вы научились думать? Похвально. – Я стараюсь, повелительница. Изо всех своих немощных сил. – Занятное сочетание слов. Немощные силы... Но этого мало, чтобы заслужить прощение. – Я в чём-то провинился перед вами? – Как всегда. Сэйдисс не меняет положение ни единой черты на точёном, как мраморная маска, лице, потому нет никакой возможности угадать, шутка ли была только что произнесена или самая настоящая угроза. Если хотите протянуть на этом свете подольше, из двух зол непременно надлежит выбирать худшее: эту истину знает каждый. И как поступить мне? Отшутиться или чистосердечно принять все предложенные грехи? Тем более, причина обвинения известна. Правда, повелительница берёт на себя труд ещё раз поведать о ней: – Вместо того чтобы проследовать в мой кабинет сразу по приезде, Вы снова посещали ЕГО. Вы поступаете так, чтобы причинять мне боль? – Я не могу допустить и подобной мысли, не то, что воплотить её в действия, повелительница. Если Вы считаете иначе, я приму любое наказание, которое Вы сочтёте необходимым назначить. – Наказание? – Она поднимает взгляд к потолку. Красивый, кстати, потолок: выложенный резными плитами из янтарного дуба, чья древесина при малейшем попадании на неё света начинает сиять, словно освещаемая изнутри. – Вы сказали так много, но не произнесли главного слова. – Какого же? – Что заслуживаете быть наказанным. Это её любимая игра – выводить людей из равновесия. В моём случае нет ничего легче и быстрее, чем напомнить о прошлом: ещё полгода назад, услышав в свой адрес подобную фразу, я бы взвился на дыбы (насколько это возможно, разумеется) и начал бы с жаром отстаивать своё мнение. О палачах и жертвах. При этом сама Сэйдисс (кто бы сомневался?) полагает себя судией. Вообще, Заклинатели славятся искусством разговорить собеседника на нужную тему, и для этого им вовсе не обязательно вмешиваться в тонкие связи между душой и телом. Что может заставить откровенничать успешнее, чем боль и страх? Разумеется, восторженное внимание, либо откровенное подкалывание, и не нужно быть магом, чтобы творить означенные чудеса. Будьте слушателем – терпеливым, искренне заинтересованным, в меру участливым, в меру поддакивающим, изливайте на собеседника свой восторг, и он, зачарованный вашим поведением, изложит целую кучу сведений, в которой вам ещё придётся долго и нудно копаться, дабы извлечь действительно необходимые. Не слишком привлекательный вариант? Тогда воспользуйтесь другим: отпускайте остроты, находите в каждой фразе собеседника повод для сомнения или язвительной шутки, только не перегибайте с насмешками. Вызывайте на спор, начиная с сущего пустяка, и наносите последний удар именно в тот момент, когда оппонент считает себя победившим: в эти минуты он беззащитен и открыт, как никогда. Просто? Конечно. Но если обычному человеку требуются годы напряжённых тренировок, чтобы научиться вести беседу, то Заклинателям проще: они чувствуют дыхание Хаоса, то есть не что иное, как лазейку для проникновения в помыслы и стремления. Поэтому самым верным способом защиты от описанного нападения будет... самый очевидный. – Я принял своё главное наказание, повелительница. Независимо от того, заслуживал его или нет. Вы хотите подписать для меня ещё один приговор? Не многовато ли? – Намекаете, что не мне являться судьёй? – А Вы хотите занимать именно это место? – Вы предназначаете для меня другое? Какое же именно? Палача? Вот-вот, что я говорил о последнем ударе? На такой вопрос нечем ответить. Сказать «палач», значит расписаться в собственной злобности и мстительности, до сих пор не потухшей. Конечно, я не забыл. И не забуду. Но вместо того, чтобы строить в мыслях планы жесточайшего отмщения, лучше употребить эту искру для иных целей: попросту разжечь огонь в камине, спасаясь от зимней стужи. – Вы давно уже оказались на месте жертвы, повелительница. Будете отрицать? Она замечательно владеет своим телом: ни малейшего движения, ни изменения глубины вдохов и выдохов. Длительная практика. А может, природная стервозность и нежелание показаться слабой. Какая разница? Возведение неприступных бастионов говорит в первую очередь о страхе выйти во внешний мир из своего крохотного уголка. Я всё это уже пережил и понял: рано иди поздно придётся открыть калитку и сделать шаг на шумную и залитую светом улицу. Не обязательно сливаться с людским потоком и плыть по его течению, точно так же не обязательно прокладывать себе путь против. Достаточно просто попробовать перейти. На другую сторону. Там, в глухой стене тоже будет ждать калитка, за которой... Каждый получает по заслугам. Я – получил. Наверное. Может быть. – Не имею привычки тратить силы впустую... Признаться, Вы меня удивили. – Чем, повелительница? Я всё тот же, каким был. – Тот же? – Лёгкая тень раздумья в глазах. – Пожалуй. И это поистине удивительно. Впору стукнуть себя самого по лбу. Да побольнее! Так глупо попасться... Неважный из меня фехтовальщик, если вдуматься: смертельный удар отбил, а серию уколов, предназначенных для проверки моих оборонительных порядков, парировал, не задумываясь об их действительном назначении, и в результате... Нарвался на новую атаку, но поскольку она была уже на отходе, невесомая и, казалось бы, случайная, именно она и достигла успеха. – Молчите? Вам нечего сказать? Я бы сказал, ох я бы и сказал... – Или все слова, что приходят Вам в голову в эти минуты, не должны долетать до женских ушей? Как после всего этого Сэйдисс можно не любить? Очаровательна и убийственна. Но кажется, она начинает скучать: – Вы не желаете сменить позу? Ваши члены ещё не затекли? – Какие именно части тела Вы имеете в виду? Пауза. Нет, это не атака с моей стороны, так, крохотный щелчок по шпаге противника, не более. – Вы пришли говорить пошлости? – Конечно, нет, повелительница. – Так извольте вести себя достойно цели Вашего визита! Встаю, потирая и вправду затёкшие коленки. Сэйдисс сдвигает увеличительные стёкла на кончик носа: так ей удобнее смотреть на строчки мелких букв в книге. – Я просмотрела Ваши траты за истёкшее полугодие. – Смею напомнить: оно ещё не закончилось. – То есть, Вы хотите сказать, что намерены совершить ещё несколько безрассудств? Придвигаю к столу стул и усаживаюсь напротив Заклинательницы. – Что Вы называете безрассудствами? – К примеру, вот это, – она находит нужную строчку и зачитывает: – Проиграно в кости пять лоев двадцать четыре сима. – За шесть месяцев? Разве это много? Могу себе позволить. – Меня удивляет другое: зачем Вы садитесь играть, если заранее можете предсказать, на какой бок упадёт каждая костяшка? Вздыхаю. А действительно, зачем? Тем более, что повлиять на исход броска не могу, а изъяны предметов, покрутив в пальцах, определяю временами на удивление точно. Если не пьян, разумеется. Может быть, я играл в подпитии? Да, скорее всего так и было. Поглядываю искоса на Сэйдисс: попробовать оправдаться распитием горячительного? Нет уж, тогда меня ждёт форменная тирания в отношении увеселений души и тела! – Хочется почувствовать себя таким же, как все. Тихий смешок заставляет добавить более вескую причину: – К тому же, так принято. Играть. Все играют: кто в кости, кто в карты, кто делает ставки на собачьих боях. Для молодого человека, живущего в столичном городе, было бы, по меньшей мере, странно не участвовать в светской жизни. – Хорошо, допускаю. Посмотрим другую статью расходов. Напитки. Вам не кажется, что Вы слишком много тратите на них? Чувствуете разницу? Не «пьёте много», а «тратите много». То есть, если бы мне удавалось посещать питейные заведения за чужой счёт, на здоровье! Интересно, все женщины настолько бережливы в отношении чужих денег или только некоторые? Впрочем, мне, похоже, выпадает шанс проверить. Когда женюсь. Если женюсь. А Сэйдисс продолжает свою мысль: – Если желаете упиваться... Как это называется? До поросячьего визга? Так вот, если Вы чувствуете в этом потребность, я велю поставлять Вам каждый месяц бочку самого отборного мёда, собранного на горных лугах. Или Вам по вкусу что-то другое? Кроме того, самым практичным было бы приготовление пития в доме, а не шатание за ним по тёмным улицам и подозрительным лавкам. Это на что же она намекает? – У меня не так уж много свободного времени, повелительница, чтобы тратить его ещё и на возню с брагой. – Разумеется, мужчины не должны этим заниматься сами: им положено лишь снимать пробу. А прочие труды следует предоставлять женщинам. Если я не совсем ещё отупел, последняя фраза может означать только то, что он означает. Ну, матушка! Точнее, матушки. Именно так, во множественном числе. – Вы тоже приложили руку к приезду Ливин? – Кого-кого? Она даже не пытается притвориться непонимающей: лазурные глаза, глядящие на меня поверх золотистой оправы стёкол, смеются. Почти. Или близки к улыбке, что само по себе уже можно признать чудом. – Вы сами её выбрали? Сэйдисс молчит, небрежно теребя кончиками пальцев старую кожаную закладку. – Или первый ход сделала Каула? Упоминание вероятных заслуг соперницы всегда вызывает на откровенность: – Она пришла просить моего согласия. Ну да, разумеется. Если Ливин несёт в себе печать Заклинательницы, она считается одной из подопечных Сэйдисс, я, соответственно, тоже, а потому нашу судьбу должно решать на двух уровнях и, желательно, в одном и том же направлении. – И Вы согласились? – Мне следовало отказать? Теперь приходится молчать мне. Может, и следовало. А может, следовало прежде спросить моё мнение на сей счёт. Правда, когда матерям приходит в голову и во все прочие места желание осчастливить своих детей супружеством, разве чьи-то желания имеют значение? Да и не могу сказать, что жестоко разочарован. Скорее, наоборот: доволен. Вот только зачем... – Нужно ли было приводить её к присяге до срока? – Она решала сама. Я всего лишь объяснила, что смогу лучше заботиться о Вас обоих, если печати будут разбужены. Обманула девушку, значит. Ай, как нехорошо! Могла бы сказать ещё и то, что поскольку моя душа находилась в другом теле во время нанесения печати и первой присяги, у меня есть возможность не принимать «заботы» повелительницы. Правда, небольшая и требующая значительных усилий, но есть. И Сэйдисс знала об этом с самого начала, с того самого мига, как поняла, что не может остановить руки, ногтями раздирающие грудь. – И она решилась сразу? Очень важный вопрос. Возможно, самый важный для меня. Если Ливин не колебалась ни минуты, её поступок может означать поиск выгоды, а корыстная жена мне ни к чему, и лучше расстаться до того, как встретимся окончательно. – Нет. Она думала целую ювеку. Вот как? Умница! Надо бы сделать ей подарок. – Мы угодили Вам? Мы? Ах, да, старались же обе мои матушки... – Можете считать, да. – Хорошо, – Сэйдисс позволила своим губам обозначить улыбку. – Есть другие новости? – Какие у меня могут быть новости? Перебиваюсь помале... Ну зачем так сразу?! Грудь обожгло. Несильно, но с особым изуверством: внешне ни одного шрамика заметно не будет, зато почесуха дня на три обеспечена. – Не нужно лгать. – Может быть, я просто не хотел беспокоить Вас рассказами о том, что уже давно и благополучно завершилось. – Давно? Благополучно? Вы снова солгали и снова неудачно, а потому... Впрочем, сначала расскажите, по какой причине едва не расстались с последним телом. – Угораздило нарваться на сумасшедшего. – В чём же проявлялось его безумие? – Хотел бы и я знать... Вы помните, что по роду службы я занимаюсь описанием средоточений магических ортисов? – Да, какой-то ерундой вроде того... Разделение связано с Вашей службой? – Да. Господин, приехавший из столицы и перехвативший бразды правления нашей службой, возжелал узнать, как составляются описания. – И Вы отказались удовлетворить его желания? – Разумеется. – Почему? Он не имел на то права? – Он не захотел платить. Сэйдисс понимающе кивнула: – В самом деле, тяжкое обвинение. – Я и мои товарищи по службе разорвали договорённости с управой, чтобы не подчиняться пришлецам. – Разумно. Но как тогда получилось... – У алчного дяденьки нашлись друзья среди «покойников». Меня арестовали по нелепому, но достаточному поводу, а потом устроили допрос. Остальное лучше расскажет Валлор. – Он уже рассказал, пока Вы развлекались посещением недостойного. Слова повелительницы резанули слух, и я по-настоящему разозлился. Даже вскочил со стула. – Недостойного? Если Вы не желаете уделять ему внимание, не запрещайте другим делать то, что они считают нужным! – То, что считают нужным? – Оправа с увеличительными стёклами вернулась обратно на переносицу. – Сначала научитесь считать! – Хотите сказать, я не умею это делать? – Заимев врага в лице обиженного хозяина дома свиданий, Вы могли хотя бы предполагать, что он задумает отомстить. Но Ваши мысли были поглощены другими вещами, верно? И это знает! Стерва. Впрочем, Валлор мог узнать подробности и от Кайрена, и от... Да, самой принцессы: только благодаря её участию меня так быстро «нашли». Могу себе представить явление Её Высочества в «покойную управу»... Всем стоять смирно и внимать с благоговением! А кто не послушается, будет иметь дело с весьма милым «скорпом» и его любимыми игрушками. – Да, повелительница. – Настолько важными? – Я нашёл ключ. – А был ли замок? Шутит? Возможно. Пытается сгладить углы последнего наставления? Наверное. Может быть. Но я не нуждаюсь в лишней мягкости: – Мне стал известен способ управления Потоком. – Он известен Вам с рождения. – Но более недоступен. Я же говорю о способе, применить который под силу очень и очень многим. – В чём он заключается? – При Сэйдисс слушала внимательно, а по окончании моей речи устало заметила: – И обладая столь бесценными сведениями, Вы совершенно не задумывались о своей безопасности. – Простите, повелительница. Снова опускаюсь на колени и склоняю голову. Проходит целая минута напряжённого молчания. – Дважды прожитая юность – двойная беспечность. – Вы совершенно правы, повелительница. – Что ж, если Вы не в состоянии сами принимать меры, этим придётся заняться мне. Она – Окажите мне любезность, Валлор: сопроводите... своего приятеля в Место Обретения. – Как пожелаете, Заклинательница. Но с какой целью мне надлежит это сделать? – Ему нужен защитник. А кто может защитить своего хозяина лучше, чем Зверь Хаоса? – Но позвольте! – Возразил Валлор. – Призвать Зверя и удержать способен только Заклинатель, а Тэллор... – Тэллор освоил главное искусство Заклинания Хаоса: прорастил все Зёрна собственной души. – Разве этого достаточно? – Я попробую, Вэл. В конце концов, от меня не убудет. Вот в этом и состоит суть Сэйдисс. Ненавидимая и обожаемая мной суть. Повелительница никогда не проявляет своих чувств в себе самой. В поступках? Да. В словах? Непременно! Но только не в выражении, с которым что-то произносит и что-либо делает. Ни одной по-настоящему тёплой улыбки. Ни разу. Когда-то я думал, что так и должно быть. Думал... Пока не узнал: бывает и по-другому. Искреннее. Нежнее. Приятнее. Пока не очутился в объятиях Каулы, я и представить себе не мог, какой бывает материнская любовь. Какой беспощадной и всепоглощающей. С ней невозможно бороться, да и не нужно: проще принять её всей душой. И всем телом, потому что мне так и не удалось стать единым... Но я не стал любить Сэйдисс меньше и даже больше того: перестал упрекать её за холодность сердца. Каждый выбирает свой путь. Только и жалеть повелительницу не буду: если она прячет огонь внутри себя, у неё должна быть на то веская причина. Она может попросту бояться, что, оказавшись на свободе, пламя любви пожрёт сам предмет. И такое бывает. Страх – это тоже одно из зёрен Хаоса, ждущих своего часа в вашей душе. Или прорастающих с самого рождения. Наверное. Может быть. |
||
|