"Берег Хаоса" - читать интересную книгу автора (Иванова Вероника Евгеньевна)

Нить седьмая.

Суета будней За стенами крепости: Душа в осаде.

– Сколько всего будет ортисов? – Спросил я у Ксантера, перебирающего записи.

– Сколько всего... – задумчиво повторил тоймен, вглядываясь в строчки букв. – Основные пользователи «капель» находятся на мельницах и при печах для обжига, а в самом городе толком никого и нет.

– Собственные плетельщики имеются?

– Не-а. Насколько можно верить сведениям из управы. Хотя, они же вовсе не обязательно занимаются своим ремеслом за деньги, а таких, как ты, в Регистры не вносят.

Это верно: регистрации подлежат только те мастера, которые избирают плетение заклинаний своим основным ремеслом и устраиваются в соответствующие управы, либо открывают собственные лавки. Кстати, получают очень неплохие доходы, но опять же: только наиболее умелые из них. Я на подобную умелость никогда не претендовал, потому что не слишком трудолюбив и чрезмерно рассеян для такого занятия, как составление чародейских рисунков и их дальнейшее воплощение. Так, для себя и друзей, да чтобы облегчить службу, могу малость «поплести», поскольку знаком с теорией достаточно близко, но всю жизнь положить на этот алтарь... Нет уж, не настолько самоуверен и одержим. В составлении заклинаний уверенность – одно из самых главных правил, потому что прерывать цепочку нельзя: если вы нанизали на нить розовую бусину «начала», ряд обязательно должен закончиться «завершением», причём как можно скорее. Нет, если запоздаешь, ничего страшного, а тем более, смертельного не произойдёт. Просто все уже набранные бусины сольются вместе, но, не вмещая в себя законченную мысль, станут никчёмным куском камня.

– Будем устанавливать их наличие?

Ксантер зевнул.

– Если считаешь нужным... Тебе виднее. Право слово, Тэйл, ты же у нас вьер, тебе и решать!

Ага, как дело касается важных и серьёзных вопросов, так все сразу вспоминают о должностях.

– Гоир будет недоволен, если я начну забрасывать Управу Академического Регистра письмами.

– Он всегда недоволен, – заметил Дарис, не поднимая взгляда от расчётов.

– Это точно.

Ллаван ненавидит, когда что-то происходит в обход него. Наверное, так и надо: чтобы держать под контролем все нити, нужно пропускать их через себя. Вот только в попытке уследить за малейшими колебаниями паутинки внимание рассеивается настолько, что упускаются из виду действительно важные вещи.

– Пожалуй, отправлю запрос. Дарис, как у тебя с описанием ортиса Вариты?

– Скоро закончу.

– Он, в самом деле, такая маломерка?

Смуглый тоймен откинулся на спинку кресла, покусывая кончик пера. Стриженого, по обыкновению.

– Конечно, магичка лукавила, не могла не лукавить. Но в общем, ничего особенного из себя не представляет: скорее всего, Поток в Кенесали относится к третьему рангу, не выше. При самых благоприятных обстоятельствах она сможет получить в полтора раза больше «капель» каждого поименованного вида, но вряд ли извлечёт другие.

Третий ранг? Я подошёл к Дарису и взглянул на лист с расчётами.

Четвёрка «капель» остова присутствует, но без них Потока не может существовать. Из пар имеются «капли» приращения и убывания, внутреннего и внешнего. Среди одиночных «капли» движения, воды, связи и отсутствия. Да, пожалуй, тоймен прав касательно ранга.

Всего источники могут быть четырёх рангов. Четвёртый позволяет извлечь только «капли» остова и какие-нибудь из одиночных, кроме стихийных. Третий прибавляет одну или две пары, а также может иметь в своём составе стихию. Источник второго ранга содержит все парные «капли» и не более трёх разных видов «капель» стихий. И, наконец, источник первого ранга даёт полный набор taites: такие источники имеются в Нэйвосе, потому что Поток в пределах города на редкость густой.

Количество извлекаемых «капель» по каждому виду зависит от многих условий. Например, от того, насколько свеж и бодр извлекающий. Также принимаются в расчёт положения луны и весь керм, потому что россыпь звёзд на небе иногда существенно влияет на покладистость Потока, и бывает так, что из него с трудом можно выделить по жалкой горсточке «капель», тогда как в удачные дни набирается целая чаша. Впрочем, маги прекрасно знают все правила и проводят извлечение либо в подходящие дни, либо... Когда это требуется заказчику, как в нашем случае.

– А вообще по городу много управ и лавок, где применяются наборные заклинания?

Ксантер покачал головой:

– Не слишком, я же сказал. В Кенесали живёт народ, не испорченный благами магии и чрезмерным достатком, так что обходятся по старинке: ни «морозников»[17], ни «светлячков»[18]. Копии, как ты, и то не умеют делать.

Ха, копии! Это, можно сказать, моё личное достижение. Хотя знаю: подобные моему заклинания имеются, но только в столичных управах и не для каждого нуждающегося. Потому что требуют для своего исполнения полного набора «капель» и довольно быстро теряют силу. Я же был вынужден поломать голову над рисунком чар, потому что в противном случае пришлось бы перерисовывать карты «на глазок», а это заняло бы всё моё время и перепортило не одну сотню листов.

– Перепиши мне адреса, ладно? Я завтра тогда сяду за карту и хотя бы отмечу места. А ступени потом присвоим, хорошо?

– Идёт, – согласился Ксантер, принимаясь за перепись.

Я, в свою очередь, тоже занялся чирканьем пером по бумаге: начал составлять письмо в Управу Академического Регистра.

Каждый полуодарённый имеет шанс попасть на обучение в Академию – заведение, в котором преподаются основы обращения с taites и прочие околомагические искусства. Но шанс – это всего лишь шанс, а не клятвенное обещание или приговор: наличие клочка дара в теле не способно решить твою судьбу, если в голове ничего нет. Собственно говоря, именно поэтому многие выпускники Академии, не блиставшие во время обучения, становились за её стенами уважаемыми людьми, а то и приближались к престолу, насколько это вообще возможно. Умение нанизывать «капли» само по себе только свидетельствовало о способностях, не более. Но гораздо важнее уметь нанизывать слова на нить намерений, да так, чтобы твои речи действовали не хуже чар: вот это искусство дано не каждому. Даже более того: по-настоящему умелый плетельщик никогда не поднимется до Совета Внешнего Круга. Знаете, почему? Потому что ему это не интересно. Гораздо увлекательнее плести из разноцветных бусин узоры, способные творить чудеса.

Я не из таких, увлечённых и умелых. Для меня taites – лишь инструмент, своего рода костыль: как бы он ни был удобен и хорош, свободного бега всё равно не подарит. Но и вершить судьбы людей мне тоже не по нутру. То, чего я хотел бы больше всего на свете, свершиться не может: собственная судьба мне не подчиняется. Конечно, в отместку можно было бы ломать чужие жизни, но... Мне это попросту скучно. Потому что сломать легко, было бы желание. А вот построить... Тут одним желанием и старанием не обойдёшься, нужны умения, бесконечные пробы и искреннее удовлетворение от достигнутого. Иногда подобное удовлетворение настигает и меня. Например, вчера, когда закончил плести кольцо «свидетельства»: несколько минут чувствовал себя чего-то добившимся. А потом очарование чуда прошло, и я равнодушно отложил сплетённое в сторону. Есть ли смысл цепляться за прошлое? Никакого. Особенно если прошлое само отказалось от вас...

Так, что я хотел получить от Управы? Вспомнил.

«Ллавану Управы Академического Регистра. Приветствую и свидетельствую своё почтение, heve! Не откажите в любезности сообщить, проживают ли в поселении, именуемом Кенесали, выпускники Академии, и если проживают, то с какими записями в грамотах они закончили обучение. Полученные сведения обязуюсь хранить в тайне от лиц непосвящённых. С непреходящим уважением, heve Гоир.»

Теперь осталось только получить подпись и личную печать.

Ллаван прочитал моё творение и укоризненно встопорщил усы.

– Зачем тебе это надо?

– Но как же: мы должны описать средоточение по всем правилам, а даже не можем сказать, есть ли в городе плетельщики.

– Разве эта... Нелия не предоставила нужные сведения?

– Вы же знаете, как работают управы, heve: никто из служек не будет копаться там, где можно пройти мимо.

Гоир подозрительно сузил глаза:

– А ты по какой причине копаешься?

Улыбаюсь самым невинным образом:

– Я всего лишь хочу хорошо исполнить свою работу.

Минута недовольного молчания.

– Ладно, подпишу... Только зря всё это: лишняя морока.

– Зато отчёт будет полным, а нам же надо произвести хорошее впечатление, верно? И утереть нос меннасцам.

– Недурная мысль, – согласился Гоир. – Только ты всё же не переусердствуй: лишние расспросы до добра не доводят.

Я забрал подписанное письмо и откланялся, отправляясь в Письмоводческую управу.

Да, те сведения, что интересовали меня, хоть и считались должными для включение в описание средоточения, но на деле мало когда рассматривались. Однако если для службы запрошенные списки не очень важны, то для следствия моего жильца могут иметь значение, а сам Кайрен вряд ли сподобится сделать запрос хотя бы потому, что не сможет внятно объяснить, зачем ему это нужно.

***

Под вечер пятого дня ювеки я сидел на кухне, поглощая варёный ah-si с подливой из куриной печёнки, и не мог не нарадоваться на собственные таланты по приготовлению пищи. И зачем нужна жена, спрашивается? Чтобы во время завтрака, обеда и ужина сидеть напротив, нудя и выпрашивая либо несколько лишних монет на обновку, либо пересказывая последние сплетни уличных кумушек, причём делая это с такой скоростью, что возможности уследить за нитью повествования нет никакой? Я всё-таки прихожу домой для отдыха, а не для новых трудовых подвигов, так что лучше жить одному. А от жильцов всегда можно спрятаться в своей комнате.

– Какие запахи! – Кайрен, зашедший на кухню, шумно втянул носом воздух.

– Вы голодны? Присаживайтесь, и на вашу долю хватит.

– В самом деле? – Усомнился он. – Помнится, Вы говорили, что не собираетесь кормить меня обедами.

– А это не обед. Это ужин. И потом, лично я ненавижу вчерашние кушанья: лучше завтра сготовлю что-то другое.

– Ну, как скажете!

Дознаватель не заставил себя упрашивать: накинулся на еду и умял предложенную порцию едва ли не быстрее, чем я справился с остатками своей. Потом, сыто отдуваясь, согласился на чашку тэя, а пока сушёный лист заваривается, заглушившим чувство голода людям самое время поболтать.

– Ну, как ваши успехи?

– В Кенесали? Можно сказать, никак.

– А именно?

Кайрен куснул губу.

– Я опробовал Ваше кольцо.

– И?

– Оно ничуть не изменилось, даже побывав на всех пальцах подряд.

– Так это же хорошо! Значит, девица вполне здорова душевно.

– И что в том хорошего? – Вздохнул дознаватель. – Да, я рад, конечно, но для моего следствия лучше бы она была больна, право слово!

– Понимаю. Остаётся только версия с порчей. Действительно, не слишком удачно.

– Не просто неудачно! Это... моя верная погибель.

– Ну, не преувеличивайте!

Карие глаза наполнились отчаянием.

– Если я приду к вьеру и скажу, что на девицу из глухого городка навели порчу, да ещё такую, какую мог сотворить только магик, меня самого сочтут сумасшедшим и переведут к аглису на рога!

– У Вас нелады с вьером?

– Это у неё нелады. С собственной головой!

– У неё? Вами начальствует женщина?

– Ну да! И ещё какая стерва!

Сочувствующе вздыхаю. Да, работать под началом особы женского пола нелегко. Я бы, наверное, не отважился. Беда в том, что с женщинами никогда не поймёшь, как себя вести: если держаться в рамках служебных отношений, она сразу решит, что не нравится вам, и, соответственно, будет всякий раз вымещать на вас обиду. А если пытаться быть вежливым кавалером, улыбаться и вообще вести себя дружелюбно, следует противоположный вывод: вы влюбились. И тогда начинается нечто вовсе невообразимое... Сам имел неосторожность попасться на этот крючок, когда в управу поступила на службу hevary Биана – дама преклонных лет, но излишне бодрая для своего возраста. Уважая равно старость и принадлежность к женскому полу, я старался быть предупредительным, исполняя все поручения как можно быстрее и лучше. За что и поплатился: старуха решила, что её прелести вскружили мне голову и в одну из ювек накануне Зимника, когда в управах дозволено распивать горячительное начальникам и подчинённым вместе, прижала меня к стене в коридоре и предложила, хм... стать друг другу ближе. Если бы во мне в тот момент было много вина, кто знает, чем бы всё закончилось, но я был ещё трезв и зол, потому ответил не грубо, но жёстко. Смертельно обидев старую женщину, с которой теперь только расшаркиваюсь.

Так что, трудности Кайрена мне вполне понятны. Кстати говоря, неизвестно, как бы его вьер восприняла сообщение о возможном сумасшествии: могла бы принять это за камешек, брошенный на её двор. М-да... С какой стороны ни подойди, ничего хорошего не получается.

– Ваше дело не потерпит ещё чуть-чуть времени?

Дознаватель поднял на меня горестный взгляд:

– Ну, мне отчитываться только к концу следующей ювеки, не раньше. А что может измениться?

– Я запросил кое-какие сведения по Кенесали, не касательно Вас, а по службе, но они могут оказаться полезны и Вам. Только ответ из управы поступит не раньше чем после трёхдневья отдохновения.

– Как знаете. Мне торопиться некуда.

Он снова уставился в чашку, а я воспользовался наступившей тишиной для размышлений.

История, над которой корпел Кайрен, мне не нравилась. С виду – обычное сведение счётов: допустим, в прошлом сама девица или её родители перешли кому-то дорогу, крупно поссорились либо ещё каким-то образом подгадили. Бывает? Бывает. И нет ничего удивительно в том, что повод для мести породил эту самую месть. Вот только способ... сомнителен. Девица не причиняет окружающим особого вреда: по словам дознавателя, все кражи больше смешат, чем пугают. К тому же супруг щедро покрывает убытки, и горожане не выказывают недовольства. Если мститель желал таким образом унизить и опорочить жертву, то он просчитался и не мог не понять свою ошибку. Разумный человек сменил бы методы, если опробованные не приносят успеха, а этот... Продолжает долбить в одну и ту же точку? Глупо. Либо он сам малость «не в себе», либо... Не существует, потому что даже сумасшедший за это время проявил бы себя, особенно заметив, что никакого шума вокруг воровки нет.

– Можно вопрос?

– А? Конечно.

– Вы сверили дни краж со Звёздной лоцией?

– Да, но безрезультатно.

– Могу я взглянуть?

– Вы что, знаете толк в сумасшествиях?

– Немного. Ну как, позволите?

Кайрен вздохнул, но сходил за листками, на которых рядом с каждой датой стояла расшифровка керма.

– Я верну завтра, хорошо?

– Да можете не возвращать: это мои записи, к тому же, ни на что не годные.

С этими словами (и, несомненно, мыслью о негодности всего прочего помимо записей) дознаватель отправился готовиться ко сну, а я, искупав в одном тазике грязную посуду, а в другом – себя самого, утащил записи в комнату и, расположившись на кровати, приступил к изучению, полагаясь на собственный опыт.

Наибольшее влияние на умы и их состояние оказывает, конечно же, ночное светило, и объяснение тому весьма простое. Ещё давным-давно приморскими обитателями было замечено, что положения луны странным образом совпадают с приливами и отливами, то есть, с движением морской воды: на речной воде почему-то ничего подобного не замечалось. Но в наших телах тоже текут воды, и одна из них – кровь, солёная, как море. Так если луна способна управлять морем, что мешает ей точно так же бередить умы? Недаром при разных положениях ночного светила даже самый душевно здоровый человек чувствует по-разному. А если учесть керм его рождения и керм настоящего дня... Тут, как говорится, возможны варианты.

Взглянем на список Кайрена.

Первая кража произошла во второй день Пяты Саару. Ближайшее полнолуние – день пятый. С натягом, но можно говорить о влиянии. А что дальше?

Первый день Летника.

Второй день Пяты Аурин.

Четвёртый и двадцать первый дни Чрева Аурин.

Четырнадцатый день Сердца Аурин.

Тринадцатый день Длани Аурин.

Пятый и двадцать первый дни Уст Аурин.

Никакой пропорции, ровным счётом никакой! Между каждой кражей и ближайшим полнолунием «до» или «после» – от одного до двенадцати дней. Да любой звездочёт поднимет моё предположение на смех... Ну и слава богам! Значит, девица вполне в своём уме. Но что тогда заставляет её совершать глупости, о которых она, к тому же, ничегошеньки не помнит? Неужели, месть, исполненная при посредстве магика?

Чужая беда так увлекла меня, что я напрочь забыл о своей: не выпил на ночь снотворный настой и поплатился за беспечность...


– Неужели ничего нельзя сделать? Совсем-совсем ничего?

Срываюсь на недостойный крик, и левая бровь златокудрой женщины вздрагивает, отмечая и осуждая мою несдержанность.

– Вы не хуже меня понимаете, что именно произошло, Тэллор. Возвращение невозможно.

В ровном голосе нет ни единой ноты чувства: только спокойное упоминание реальных фактов, и это злит меня, как никогда раньше:

– Я не верю Вам, не верю ни единому слову! Может быть, Вы этого хотели? Вы сами всё это подстроили!

– Если Вы не осознаете всю нелепость обвинений, я не в силах Вас переубедить. Теперь уже нет.

О, как бы я хотел ударить по этому красивому лицу, чтобы хоть на мгновение увидеть в безмятежном море взгляда всплеск гнева или сочувствия! Но мне даже не удастся приблизиться, не говоря уже о том, чтобы поднять руку на Заклинательницу... Теперь уже не удастся.

Беспомощность, дополненная ненавистью ко всему миру разом, делает своё гнусное дело, накрывая сознание мутной пеленой:

– Я не могу ТАК жить, слышите? Не могу!

– Или не желаете? Это вернее, не так ли?

– Какая разница? Вы никогда не спрашивали меня о моих желаниях... Да, не хочу. И не буду ТАК жить! Не буду!

Ногти, пусть не слишком длинные и не особенно острые, вонзаются в плоть. Чужую плоть. Ненавистную и незнакомую. Но почему боль эхом звучит во мне? Почему, раздирая ногтями кожу на груди, я сам готов закричать? И кричал бы, если бы яростное отчаяние не оказалось сильнее страха...

Сквозь шум прибоя крови в ушах доносятся голоса, сливающиеся в хор.

– Держите его! Держите крепче!

И только её, всё такое же равнодушно-холодное, звучит отдельно ото всех:

– Вы не можете совладать с ребёнком?

Чьи-то пальцы тисками сжимаются на моих запястьях, выкручивают руки за спину. Но настоящей боли нет, она придёт позже. Много позже, когда вернётся сознание...


Я выгнулся дугой и... проснулся.

Через незашторенное окно на меня смотрела луна. Насмешливая, бледно-жёлтая, идеально-круглая и бесстыдно-нагая. Ни одного облачка на небе: назло мне и моим воспоминаниям ночь выдалась ясной.

Всё тело в холодном поту, простыни, разумеется, тоже: хоть и впитали в себя влагу, но не всю. Уснуть в такой сырости не удастся, поэтому встаю и перестилаю постель, а потом иду на кухню, достаю из шкафа флягу с тёмным тягучим вином и долго сижу, даже не зажигая свечей. Зачем? Света от небесного фонаря хватает с избытком.

Как можно было забыть о приближающемся полнолунии? Наверное, меня ввели в заблуждение облачные ночи, смягчающие влияние ночного светила. Но сегодня облака расступились, позволив луне взойти на небо во всём своём грозном великолепии. И снова мучить меня кошмарами...

Смогу ли забыть, хоть когда-нибудь? Прошло уже почти четырнадцать лет, а краски остались всё такими же яркими. И ощущения не потеряли своей... живости. Я даже снова взглянул на грудь, хотя шрамы, оставленные юностью, давно уже заросли, став совсем незаметными полосками, проступающими на коже только, когда она покрывается загаром. Хорошо, что в тот день мне не дали добраться до собственного горла: хватило бы нескольких движений, чтобы разодрать его, и ни один маг мира не смог бы спасти мою жизнь... Ни один маг. Но вокруг были Заклинатели, а для них нет почти ничего невозможного: уверен, в крайнем случае, до меня снизошла бы сама Сэйдисс, но вовсе не из желания помочь, а потому, что никогда не расстаётся с тем, что принадлежит ей по праву. Потому что любит своих детей. Наверное. Может быть.

***

Под утро небо всё же затянуло тучами, и пошёл снег. Первые слёзы зимы, холодные, пушистые, обжигающие. Они падали на подмёрзшую землю, поджидали подружек, плотнее прижимались друг к другу, и на рассвете (который, надо сказать, в северных землях зимой наступает часам к девяти утра, не раньше) двор и сад сменили одёжку с грязно-бурой на празднично-белую. Я тоже решил внести изменения в свой внешний вид и встречал восход солнца по пути в управу, надвинув на голову капюшон пуховой куртки.

Этот способ утепления, как принято считать, пришёл к нам из эльфийских земель, и в настоящем пуховике верхний слой делается из шёлка, пропитанного особым составом на основе воска, не пропускающим воду. Подкладка, как правило, шерстяная, а между ней и шёлковым верхом набивается утиный пух. Самым тёплым считается пух диких уток дальнего севера, и тамошние жители неплохо обогащаются, поставляя нам «невесомый» товар... Мой пуховик был проще: на верхний слой пошло сукно лишь с добавлением шёлковых волокон, а не цельно-шёлковое, и пропитка не отличалась стойкостью: ещё ранней весной, попав под дождь, я выбрался из-под него с совершенно мокрыми плечами, из чего последовал грустный вывод о необходимости покупки новой куртки. Разумеется, покупка была отложена на осень... И вот уже первые морозы ударили, а благие намерения так и остались намерениями. Как всегда. Ну да ладно: если снег не будет мокрым, куртка не протечёт, и я смогу доходить в ней до следующей весны, тем более что, как только зима наступит по-настоящему, всё равно придётся перелезать в овчинный полушубок...

Улицы Килийского квартала, разумеется, тоже были засыпаны снегом, в котором, слава богам, ноги пока не утопали, но наличие белого холодного пуха в количестве, подлежащем уборке, заставило вспомнить об увеличившихся тратах на метельщиков. Что-то ни одного парня из городской управы не видать... Зато по дороге попался Галекс, который, заметив на моём лице мрачную решимость и потребность поскандалить, быстренько ретировался на другую сторону улицы и юркнул в парк, разбитый перед домом известного торговца рыбой. К слову сказать, суровый heve Олив не питал особого уважения к Главе Совета нашего квартала, и я, злорадно улыбнувшись, представил себе, как Галекс будет объяснять свой неожиданный визит. А потом сделал себе зарубку на память о том, что уплаченные деньги должны быть отработаны, следовательно, если и завтра управские метельщики не займутся делом, приду и нагло потребую свои монеты назад. Конечно, лои мне никто не отдаст, но удовлетворение получу непременно.


В управе не было никого, но это меня не удивило: я почти всегда прихожу на службу первым по той простой причине, что не отягощён домашними заботами. Однако даже по прошествии полутора часов моё одиночество по-прежнему осталось полным. Раз ллаван не соизволил прийти, остальных можно не ждать: у Ксантера, насколько помню вчерашние жалобы, опять случилась ссора с невестой, которую он и намеревался сегодня ублажать, Дарис собирался навещать родителей. Смысла сидеть в плохо протопленной комнате не было (можно, конечно, затопить камин, но мы предпочитаем, пока возможно, греться от дымоходов печей первого этажа), и я, честно решив дать сослуживцам последний шанс, то есть, задержаться в управе ещё на полчаса, от нечего делать начал разглядывать записи о клиентах магички из Кенесали.

Варита, Творящая второй ступени, обосновалась в городке, если верить представленным Городской управой сведениям, в месяц Чрева Саару, то бишь, в конце весны. До того момента своих извлекающих Кенесали не имел, что вполне понятно: если магия никому не требуется, какой смысл пускать в пределы городских стен магиков? Вариту, кстати, пригласили на поселение управители того самого хозяйства, делающего глиняные блоки. Судя по письму на имя hevary Нелии, для приготовления смеси из глины, песка и воды требовались кое-какие магические ухищрения, способствующие прочности блоков: в частности, что-то там творили с водой. Очищали, что ли? Да, похоже на то. Магичка поставляла taites в основном для блокоделов, но время от времени выполняла и личные заказы, причём приезжих из других городов, но это и понятно: в том же Нэйвосе одна «капля» стоит не два, а три сима.

Первое удовлетворение нужд глиняного хозяйства пришлось на второй день Пяты Саару. Следующие три ювеки никаких заказов не поступало, потому что о новоявленной извлекающей прознали не сразу, а потом торговля «каплями» пошла значительно живее, почти каждую ювеку, а то и по несколько раз в девятидневье.

Первый день Летника.

Второй, четвёртый, одиннадцатый и двадцатый день Пяты Аурин.

Второй, четвёртый, семнадцатый, двадцать первый, двадцать седьмой день Чрева Аурин.

Второй, пятый, четырнадцатый, двадцать третий день Сердца Аурин.

Второй, шестой, тринадцатый, восемнадцатый день Длани Аурин.

Второй, пятый, десятый, девятнадцатый, двадцать первый, двадцать четвёртый день Уст Аурин.

Ага, на этом записи заканчиваются, но можно предположить, что должны быть ещё, по меньшей мере, две строчки: про второй день Ока Аурин, поскольку именно во второй день каждого месяца исполнялся заказ блокоделов, и про третий день, в который нагрянули мы. Моих скромных познаний хватает, чтобы утверждать: магичка относится к своему Потоку довольно бережно, делая перерыв между днями извлечений не менее двух суток, как и положено. Тут мы ей здорово навредили, заставив работать в неурочное время... Стыдно. Ну ладно, могла бы и отказать. Не посмела перечить? Любопытно, почему? Испугалась? Вполне возможно: только-только добилась права пользоваться Потоком, нашла, можно сказать, тёплое местечко – в таком положении не исполнить требование, подкреплённое желанием главы Городской управы, смерти подобно. Выгонят без права оправдания. М-да, нехорошо получилось. Впредь надо будет сразу спрашивать, когда Поток был потревожен последний раз: мы ж не звери, право слово, могли и в другой день зайти...

Наибольшее количество «капель», в соответствии с расчётами Дариса, составляло девяносто три штуки и практически совпадало с результатами трудов самой магички: если бы мне посчастливилось нарваться на «удачный» день, когда Поток, как говорится, полноводен, пришлось бы заплатить почти два лоя. Но всё равно, это не идёт ни в какое сравнение с нэйвосскими лавками, в которых маг ухитряется за один присест вылавливать до трёх сотен taites!

А на какие дни, кстати, приходился самый богатый улов? Всё правильно: на дни, близкие к новолуниям, когда влияние ночного светила становится самым слабым. В полнолуния же Поток мелеет до нижнего предела и даёт всего по сорок пять-сорок шесть «капель». Впрочем, такого количества блокоделам, похоже, хватает, потому что они не спешат переносить посещения магички на другие дни, более удобные для извлечения.

Ладно, сидеть в управе дольше становится совершенно невыносимым, к тому же я начал замерзать, а топить камин неохота: пойду домой. Если Гоир всё же посетит службу, отговорюсь тем, что работал над картой.


По приходу в мэнор намерение в самом деле заниматься раскрашиванием контуров Кенесали позорно сдало свои позиции: удалось договорился с собственной ленью только на то, чтобы разложить принесённые из управы бумаги по стопкам, дабы подготовиться к дальнейшей работе, при этом не перепутать записи Дариса с записями Кайрена, иначе... Подождите-ка!

Дни, указанные в обоих списках показались мне частично схожими, и я, чтобы рассеять сомнения (или утвердиться в подозрениях, тут уж как получится), расчертил лист бумаги под календарь и взял разноцветные чернила, дабы отметить заинтересовавшие меня даты.

Несколько минут чирканья пером привели к любопытным, но пока мало понятным результатам. Дни, в которые неизвестная мне воровка совершала кражи, совпадали с теми днями, в которые магичка проводила извлечения. Причём совпадения произошли только в девяти случаях из двадцати четырёх: чаще девица не воровала. Неужели, всё-таки Варита, её рук дело? А что по этому поводу скажет высокоумный трактат «Извлечение: принципы и механика исполнения»?

За что следует слёзно поблагодарить тех, кто снабдил меня кровом, так это за наполнение сего крова полезными вещами. Например, книгами. Нужный том нашёлся довольно быстро – по одному из самых истрёпанных корешков, как часто использующийся мной во время обучения в Академии, и кое-что прояснил.

В частности, маг способен проводить несколько извлечений подряд, но как правило, не делает этого, потому что при каждом положении луны на небе, а также в зависимости от того, находится ли она в преддверии новолуния, полнолуния, растёт или же убывает, для наиболее успешного действа существует очень небольшой промежуток времени. Именно по этой причине опытные маги составляют календарь извлечений на год вперёд и очень не любят работать в неурочное время (заодно имеют ещё один повод просить дополнительную плату, если заказчик настойчив). Вторым, и гораздо более существенным ограничением является состояние Потока, который имеет обыкновение мелеть и без вмешательства извне, а от каждого совершенного извлечения мелеет непременно. В удачные дни, если выдержать паузу не менее получаса, после единичного действа по получению «капель» густота Потока становится прежней и можно снова потворствовать заказчикам. В «неудачные» дни трактат настоятельно рекомендует не проводить больше одного извлечения, дабы не гневить Поток. Ну, положим, Потоку Кенесали на магичку гневаться нет причины, но...

Откуда взялась связь между действиями Вариты и помешательствами неизвестной богачки? И почему она существует не во всех, а только лишь в избранных случаях? Могла ли магичка одновременно с получением «капель» творить заклинание? Возможно. Но насколько я понимаю механику волшебства, чтобы зачаровать кого-то, необходимо либо находиться рядом с ним, либо... Оказаться на какое-то время в одном Потоке, который переносит заклинания с места на место легко и просто, поскольку те являются плотью от плоти его. Однако в этом предположении есть одна уязвимая точка: невозможность быть уверенным, что чары настигнут именно жертву, а не случайного человека. Значит, использование Потока для наведения порчи отпадает?

Я закрыл толстый том и поставил его обратно на полку. Значит, отпадает... Но мне почему-то кажется: мои мысли движутся в правильном направлении. А чтобы убедиться в этом, необходимо что? Проверить. Каким образом? Тем, который мне доступен: сплести соответствующее заклинание. А какую строфу в него вписать, я уже знаю. И посвящу её своему прерванному сну:

Незримо течёт По высохшему руслу Река памяти.