"Эмили Кармайкл. Цветок Прерий " - читать интересную книгу автора

нужен именно такой человек.
И снова Маккензи увидела, как Эймос и Лу незаметно переглянулись. Что
же они затевают?
- Он не бродяга и не преступник. Я даже не знаю, умеет ли он стрелять
из револьвера, хотя ружьем владеет прекрасно. Но, можешь быть уверена, твои
люди не захотят с ним спорить. А если все-таки попытаются, то только
однажды, потому что второго раза не будет. Вдобавок, он умеет вести
хозяйство на ранчо. Он проработал много лет в Техасе и Канзасе.
- Пожалуй, неплохо было бы нанять управляющего, пока Джефф Морган не
выйдет из больницы.
Лу презрительно фыркнула.
- Джефф Морган! Он способен руководить этим сбродом не лучше тебя
самой!
- Все, ладно! Вы меня убедили, - Маккензи с улыбкой признала свое
поражение. - Присылайте это "чудо" сюда, я с ним побеседую. Довольны?
"Заговорщики" обменялись таинственными улыбками.

После того, как Эймос уехал, а Лу ушла отдыхать, Маккензи долго не
могла уснуть. Теплые дружеские отношения между Лу и Эймосом всегда
напоминали ей о собственном одиночестве и наводили на мысли о прошлом,
отчего на душе становилось грустно. И все ее размышления, в конце концов,
приводили к воспоминаниям об одном и том же человеке, которого давно пора
было забыть.
Несмотря на то, что прошло уже несколько лет, Маккензи прекрасно
помнила тот день, когда впервые встретилась с ним. Его глаза были точно
такого же голубого цвета, как ясное февральское небо, а волосы сияли, как
само солнце. Сначала она обратила внимание на то, как странно он был одет, и
лишь потом заметила, насколько красиво его суровое лицо. Рубашка из хлопка и
прочные полотняные штаны были обычными - на ранчо так одевается каждый
ковбой, но вместо сапог на нем были доходившие до икр мокасины с прочными
подошвами, загнутыми вверх, чтобы защищать пальцы ног; великолепные светлые
волосы спускались ниже плеч, а лоб пересекала матерчатая повязка. Для
недавно приехавшей из Бостона Маккензи это было удивительное зрелище.
Маккензи уселась тогда на низкую стену, окружавшую двор и дом, и стала
смотреть, как он работает на большой площадке для выгула лошадей. Он
занимался с молоденькой капризной кобылкой, которая вытанцовывала круги
вместо того, чтобы скакать вдоль каната. Во всех его движениях была такая
сила и красота, что ни одна девушка не смогла бы остаться равнодушной. А
когда он улыбнулся этой кобылке, у Маккензи задрожали колени. Если бы она
была на месте лошадки, она бы из кожи вон вылезла, лишь бы угодить этому
золотоволосому парню с ласковой улыбкой. Фактически, именно этим она и
занималась все последующее время, не обращая внимания ни на то, что его
вырастили проклятые апачи; ни на то, что почти все белое население Аризоны
недолюбливало его и презрительно сторонилось; ни даже на то, что отец
строжайше запретил ей делать из себя посмешище и встречаться с ним. Маккензи
была самоуверенна, невинна, как ребенок, и считала, что ей известно все на
свете.
Даже теперь Маккензи помнила острый вкус его первого поцелуя, то
долгожданное признание в любви и ту безысходную тоску, охватившую ее, когда
отец прогнал человека, за которого она собиралась выйти замуж. Как дорого