"Лазарь Кармен. Дети набережной" - читать интересную книгу автора

- Здорово, здорово! - весело ответила счастливая Лиза.
- Так это он самый? - проговорила сестрица, с любопытством оглядывая
его фигуру, которую с успехом можно было уложить в дамский несессер.
Лиза все время, что находилась в больнице, только и говорила о нем,
хвалила его, бредила им.
Сенька чувствовал себя неловко в присутствии незнакомой женщины и рад
был бы провалиться сквозь землю. Он уставился, как теленок, в землю и
засопел и зашмыгал носом.
- Чего не садишься? - спросила, лаская его глазами и не выпуская его
руки, Лиза.
- Да куда мне сесть? - проворчал он.
- На постель. Вот сюда, возле меня.
Он сел осторожно, как бы боясь испачкать белоснежную простыню, и снова
покосился на сестрицу.
"Скоро, дескать, уйдешь?"
А та и не думала уходить. Ее интересовала встреча детей, и ей хотелось
послушать их беседу. Но вдруг, к великому удовольствию обоих, ее позвали, и
она ушла.
- Кто она? - спросил недовольно Сенька.
- Сестрица, - ответила Лиза.
- Чья?
- Всех! Она со всеми как сестрица... Ухаживает...
- Дрянь она!
- Что ты, Сенечка?! Как можно?! Она такая добрая, славная!
Сенька ничего на это не ответил, повернулся к ней всем лицом, посмотрел
на нее внимательно и усмехнулся.
- Что ты?
- Совсем на ежика похожей стала... И куда коса твоя делась?
- Остригли, - ответила она плаксиво.
- А ты чего далась, дура?!
- Насильно остригли. На испуг взяли, сказали, что, если не дамся, в
погреб запрут. Я плакала, ругалась. Ничего не помогло.
Сенька покраснел, сжал кулаки и проговорил с озлоблением:
- Ну и народ здесь! Шмырник у вас, телеграфный столб ему с паклей и
гаком в зубы, не хотел пустить. Бить стал... Эх, попадется когда-нибудь мне
в карантине! Полжизни отниму у него!.. Чаю дают тебе? - спросил он, немного
успокоившись.
- Дают.
- А кардиф (хлеб)?
- Тоже. Все дают. И бульон, и молоко, и компот.
- Ври!
- Ей-богу! Вот крест! - И она перекрестила свою плоскую, как дощечка,
грудь.
Но Сеня и теперь не поверил ей. Как истый сын порта, он ненавидел
больницу, смотрел на нее как на застенок и был уверен, что здесь морят
голодом.
- А здорово ты поддалась, - проговорил он немного погодя не то с
сожалением, не то с желанием кольнуть ее. - Бароха была первый сорт,
девяносто шестой пробы, хоть в цирке показывай, а теперь смотри - ни тебе
мяса, ни тебе фасона. Нос как у тебя вытянулся! Как у петрушки! На кого ты