"Евгений Карнович. Мальтийские рыцари в России (Историческая повесть из времен императора Павла I)" - читать интересную книгу автора

ставило в самое неприятное положение как его самого, так и того, кому был
выдан вексель. Конечно, люди, близко знавшие великого князя, могли и
ценить его добрые порывы, и понимать ту неблагоприятную обстановку, в
какой он находился, но большинство лиц, не знавших сути дела, приходило к
заключениям, подрывавшим нравственный и денежный кредит великого князя.
Выдавалось даже и такое время, что Павел Петрович не мог иметь хорошего
стола. В такие тяжелые для него дни некто Петр Хрисанфович Обольянинов,
служивший прежде в провиантском штате, а потом состоявший в гатчинской
команде великого князя, приступал к занятиям по своей прежней части,
продовольствуя великого князя кушаньями, приготовленными на его,
Обольянинова, кухне, под надзором его жены, доброй женщины и заботливой
хозяйки.
Если Павлу Петровичу нелегко было переносить разного рода
материальные лишения, то еще тяжелее ему было переносить нравственные
страдания. Обращение Павла Петровича вне службы с кем бы то ни было носило
всегда на себе отпечаток той утонченной вежливости, какою вообще
отличалось старинно-французское воспитание; все светские приличия были
соблюдаемы им не только с образцовою строгостью, но и крайней
щепетильностью. Ни взгляд, ни выражение лица, ни движение, ни голос Павла
Петровича не выражали в этом случае никогда ничего неприятного или
обидного для того, с кем он вел беседу. Замечательное остроумие его не
было направлено при этом к тому, чтобы кольнуть или уязвить кого-нибудь,
но, напротив, лишь к тому, чтобы высказать какую-нибудь неожиданную
любезность или тонкую похвалу.
Павел Петрович нередко обижался распоряжениями императрицы. Когда он
во время турецкой войны просил у нее позволения отправиться в армию
Потемкина в скромном звании волонтера, то Екатерина не дозволила ему этого
под предлогом скорого разрешения от бремени его супруги и выражала
опасение, что южный климат повредит его здоровью. Огорченный такими
возражениями наследник престола не без раздражения спросил у матери:
- Что скажет Европа, видя мое бездействие в военное время?
- Она скажет, что ты послушный сын, - спокойно и равнодушно ответила
императрица.
Павел Петрович понял, что после такого ответа все его домогательства
и просьбы об отпуске в армию будут бесполезны, и молча покорился воле
матери.
В начале шведской войны он опять просил у императрицы дозволить ему
отправиться в армию фельдмаршала графа Мусина-Пушкина. Императрица с
неудовольствием выслушала заявление такого желания, но так как прежних
благовидных поводов к отказу не было, то она поневоле должна была
согласиться на просьбу сына.
Дорого, однако, поплатился великий князь за данное ему позволение
участвовать в шведской войне. Надобно сказать, что еще и прежде
приближенные к императрице лица, находившие или выгоду, или только
удовольствие в несогласиях между матерью и сыном, внушали Екатерине, что
чрезвычайно неудобно оставлять Павла Петровича владетельным герцогом
Шлезвиг-Голштинским, так как в качестве самостоятельного государя он,
достигнув зрелого возраста, может завести особые сношения с европейскими
дворами. Под влиянием этих опасений Екатерина спешила покончить с королем
датским дело об отречении великого князя от родовых его прав на герцогство