"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

молебны о выздоровлении государя, после чего, по заведенному порядку,
царский духовник клал на аналой икону того праздника или святого, который
приходился в этот день, но не читались там поучительные слова и жития
святых, которые слушал ежедневно царь, сев по окончании молитвы на кресло,
стоявшее в виде трона посреди Крестовой палаты. Такие отступления от
установленного порядка показывали, что государь был так болен, что не мог
подняться с постели.
О тяжком недуге царя свидетельствовало и то, что, по установившемуся
обычаю, один из ближних людей отправлялся в покои царицы спросить ее о
здоровье, но сам государь не ходил теперь по утрам в терем своей супруги.
Не собиралась теперь и царская дума в Грановитой палате, и хотя и
съезжались во дворец на ежедневный поклон государю бояре и думные люди, но
они не могли видеть его светлые очи и довольствовались лишь спросом о
здравии. Не являлся Федор Алексеевич и в столовой избе, где обедал прежде
или один или с супругою, а порою и приглашал к своей трапезе некоторых
ближних людей. Вообще, во дворце многое шло не по заведенному порядку. В
опочивальне, под шелковым пологом, лежал теперь царь Федор Алексеевич.
Почти безвыходно, то в изголовье, то в ногах у него, сидела царевна Софья
Алексеевна. Она с нежною внимательностью сестры ухаживала за ним, стараясь
угодить больному и успокоить его ласками и участием.
- А кто отведывал новое лекарство? - спросил он слабым голосом у
стоявшей около него царевны.
- Я блюду постоянно твое царское здоровье, и не дали тебе, милый
братец, еще ни одного лекарства, прежде чем не отведали его или я, или
ближние люди. Можешь спокойно принять и это, мы и доктору пить его
приказывали! - успокоительно говорила царевна.
- Пью я, ваше царское величество, все лекарства! - отозвался на
ломаном русском языке царский врач Данила Иевлевич фон Гаден* и, с этими
словами вынув из-за пазухи своего черного кафтана, сшитого на немецкий
покрой, серебряную ложку, налил в нее лекарства до самых краев и, хлебнув,
крепко поморщился.
- Отпусти мне, Господи, мой тяжкий грех за то, что я принимаю
лекарство из рук поганого жидовина! - набожно прошептал царь. - Грешим мы
тем, что верим в человеческое врачевание, а не возлагаем надежду на помощь
Всевышнего, - добавил он, обращаясь лицом к царевне.
- Греха в том нет, братец-голубчик. Ведомо, конечно, тебе, чему
поучает апостол Павел. Он прямо пишет: аще болен, помазуйся елеем и позови
врача, - вразумляла Софья своего брата.
- Приготовленное мною лекарство успокоит внутренности вашего царского
величества. Оно составлено из веществ, имеющих самую целебную силу; в него
положен и рог единорога, - докладывал Гаден.
Говоря это, он взбалтывал бывшую в руках его сткляницу и, посмотрев
ее на свет, налил лекарства на золотую ложку и подошел к государю, между
тем как царевна приподняла с подушки голову брата и поддерживала его за
спину.
Царь осенил себя трижды крестным знамением. Гаден поднес к губам его
ложку, а он, пристально и недоверчиво посмотрев на "жидовину", с видимым
отвращением хлебнул поданную ему микстуру и, снова трижды перекрестясь, в
бессилии опустился на постель.
Гаден тихонько вышел, а царевна встала около брата на колени и, взяв