"Владимир Васильевич Карпов. Взять живым! (про войну)" - читать интересную книгу автора

В десять улеглась вся рота. Молодые здоровые люди, утомившись, скоро
заснули и спали крепко.
Василию показалось, что он только что закрыл глаза, и вот уже в уши стучит
знакомое, нелюбимое:
- Подъем! Подъем!
С первых дней в училище Василий по утрам тяжело перебарывал сладкую
тяжесть недосыпания. Ему нравилось в армии все, кроме этого неприятного
слова "Подъем!". Даже в поезде, где никто не кричал "Подъем!", глаза сами
открывались в шесть, будто в голове, как в будильнике, срабатывала
заведенная пружинка.
Сегодня пробуждение было особенно тяжелым. Ромашкин взглянул на часы -
только три. "Наверное, дежурный ошибся", - подумал он, но тут же услыхал
знакомый, с хрипотцой голос Куржакова:
- По-одъем! Быстро умывайтесь и выходите строиться в полном снаряжении.
Ничего не оставлять, в казарму больше не вернемся!
В полковом дворе происходило что-то непонятное. Роты строились не в
походные колонны, а в длинные неуклюжие шеренги.
Куржаков подозвал взводных:
- Постройте строго по ранжиру, в ряду двадцать пять человек. Отработать
движение строевым шагом. Особое внимание - на равнение.
У Ромашкина было всего двадцать два бойца, весь взвод составил одну
шеренгу. Троих добавили из другого взвода. Выстраивая людей в темноте по
росту, он замешкался, тут же подлетел Куржаков:
- Слушай мою команду! Направо! Выровняться чище в затылок! Головные уборы
- снять! Встать плотнее! Еще ближе. Прижмись животом к спине соседа.
Обнаженные, остриженные под машинку головы вытянулись в ряд, кое-где они
то возвышались, то западали.
- Ты перейди сюда. Ты сюда, - вытягивая то одного, то другого за рукав
шинели, переставлял их командир роты. Через минуту круглые стриженые
головы создали одну, постепенно снижающуюся линию.
- Головные уборы... - Куржаков помедлил и резко скомандовал: - Надеть!
Нале-во!
Перед Ромашкиным стояла шеренга его взвода, идеально подогнанная по росту,
Куржаков тихо сказал:
- Вот так надо строить по ранжиру, товарищ строевик, - и ушел.
Роты уже шагали по плацу и между казармами.
Все еще не понимая, зачем это нужно, Ромашкин стал учить свою шеренгу. Она
расползалась, ходила то выпуклая - горбом, то западала дугой, а то вдруг
ломалась зигзагом.
В конце двора шеренги, сбиваясь в кучу, поворачивали назад. Встретив здесь
однокашников, Василий спросил Карапетяна:
- Ты не слыхал, зачем вся эта петрушка?
- На парад пойдем. Сегодня седьмое ноября. Забыл, да?
- Какой парад? Война же!
Подошел Куржаков, он слышал их разговор:
- Какой-нибудь строевик-дубовик, вроде вас, додумался. Парад, понимаешь!
Немцы под Москвой, а мы в солдатиков играть будем. Мало нас бьют, всю дурь
еще не выбили.
Ромашкин бегал вдоль строя, семенил перед ним, двигаясь спиной вперед,
лицом к строю, кричал: