"Владимир Карпов. Маршальский жезл " - читать интересную книгу автора

стояли похожие на туркменские могильники земляные домики с плоскими крышами,
сержант весело сказал:
- Приехали!
"Разыгрывает", - подумал я.
Но сержант не разыгрывал.
- Собирайтесь, собирайтесь! - строго заторопил он нас.
- Шутите? - примирительно спросил я.
- Нам шутить не положено.
- Но здесь же Каракумы.
- Точно.
- Так в них невозможно жить.
- Очень даже возможно!
Выпрыгнули из вагонов. Огляделись. С трех сторон до горизонта -
барханы, с четвертой, вдоль железной дороги, - горы.
Каракумы - значит Черные пески. Но они совсем не черные, обычный
серо-желтый песок. Такой же, как на берегу речки или на проселочной дороге в
России. Почему же пустыню назвали черной? Таится в этом названии что-то
загадочное и жуткое.
В полку
Военная служба казалась страшноватой и трудной даже где-нибудь в
Средней России. А что же будет здесь, в этих мертвых песках? Вот так попали!
Я ничего не вижу и не ощущаю, кроме солнца. Солнечный огонь кажется разлитым
по всему небу. Трудно дышать. Раскаленный воздух тугой, он наваливается
упругой массой и давит. Пот струится по лицу и шее.
Строем бредем по выжженной добела улице. По сторонам стоят низкие
домики без крыш. Будто ураган пронесся и сорвал их. Оказывается, здесь так
строят - крыши плоские, и их не видно. Сейчас полдень, а улицы пусты.
Городок выглядит покинутым. Кажется, люди бросили все и ушли от этой
смертной жары. За всю дорогу от вокзала до полковых ворот нам встретился
лишь один старик. Он ехал на ишаке и был одет в теплый, на вате, халат, на
голове огромная шапка из шкуры целого барана. Как ему не жарко?! Я в
тенниске изнываю.
- Да, не все вернутся отсюда домой, - печально промолвил Соболевский. -
Кое-кто останется в этих песках навсегда.
Ребята молчали. Только Кузнецов упрямо буркнул:
- Почему не вернутся?
- Слепой? не видишь?! - огрызнулся Соболевский.
Он имел в виду испепеляющую все жару.
У меня защемило сердце. Я поверил Соболевскому: пожалуй, действительно.
Два года жить в таких условиях нельзя. Да тут и месяца не протянешь.
Прощайте, мама, папа, Оля, институт, вообще все.
Такая мысль, наверное, возникает у человека, который попал после
кораблекрушения на необитаемый остров. Возврата нет. Жизнь кончилась.
Мы подошли к железным воротам, выкрашенным в мрачный темно-зеленый
цвет. Тяжелые створки медленно раздались, будто распахнулась металлическая
пасть...
И вдруг грянула бодрая военная музыка.
В центре городка на асфальтированной площадке, к которой мы
приближались, стояли рядами солдаты. Они смотрели в нашу сторону весело,
приветливо смотрели. Мы запрыгали, подбирая ногу. Подравнялись. Выпрямились.