"Владимир Карпов. Маршальский жезл " - читать интересную книгу автора

выпал снег - зима. Утром начало таять, побежали настоящие весенние ручьи,
они слепят солнцем. Днем - лето: жара сильнее, чем в наших краях в августе.
А вечером подул холодный, пронизывающий ветер, тяжелое серое небо повисло
над землей, мелкий скучный дождь поглотил все - настала осень.
Интересный край. Но почему-то, когда я смотрю на бесконечные барханы,
тоска гложет сердце. Не хочется разгадывать никакие тайны. Хочется в
обычные, хорошо знакомые российские просторы, где колышутся поля пшеницы,
шумят леса, текут тихие речки...

* * *

Вышел я из библиотеки. Слышу, где-то рядом звучит пианино. Отправляюсь
на поиски. В пустом летнем клубе на сцене одинокий музыкант. Ни души рядом.
Играет для себя. Играет печальное танго. Мне знакома мелодия еще по школе.
Знаком и исполнитель. Это Вадим Соболевский.
Я вспоминаю обрывки фраз. Всю песню не знаю, импровизирую:
Будет ветер, туман,
Непогода и слякоть...
Вид усталых людей,
Вид угрюмой земли...
Ах, как хочется мне
Вместе с вами заплакать,
Перестаньте рыдать
Вы, мои журавли...
Гляжу на окружающую городок пустыню, казенные, похожие на бараки
казармы, утоптанный до блеска солдатскими сапогами полковой двор... Тоска
вкрадчивой рукой начинает сжимать мое сердце.
Да, угодили мы, хуже некуда! Действительно, хочется плакать вместе с
журавлями.
Тут я почувствовал, что стою не один. Оглянулся. Рядом офицер, старший
лейтенант, чистенький, затянут ремнями. Тоже слушает. Приложил палец к
губам, чтоб я словом не спугнул пианиста. Долго стояли мы так. Только теперь
я музыку не слушал. Пропала интимность. Мне мешал второй человек. А я ему,
видно, не мешал. Офицер слушал с удовольствием. Потом глянул на часы, с
сожалением качнул головой. Показал мне большой палец: здорово, мол, играет.
Прежде чем уйти, спросил тихо:
- Знаете его?
- Вместе в школе учились, - с тайной гордостью ответил я. - Соболевский
Вадим.
- Это хорошо. - (Я не понял, что в этом, собственно, хорошего.) Офицер
мечтательно продолжал: - Скучает... О доме, о маме, о девушке.
Я смолчал. Мне думалось, что Вадим не о родителях и даже не о девушке
скучает. Не было у него такой - единственной. Скучает вообще. Что-то не
удовлетворяет его в жизни.
- А ваша как фамилия? - вдруг спросил офицер.
- Агеев Виктор.
- Хорошо.
Я не выдержал, улыбнулся:
- А что, собственно, хорошо?
Старший лейтенант удивленно глянул на меня: как, мол, не понимаешь