"Владимир Васильевич Карпов. Портрет лейтенанта " - читать интересную книгу автора

самоуверенности, доказать, что она вредна. Сила в нем действительно есть, но
она не разработана. Она спит, понимаешь? Надо раскачать его. Когда это
произойдет, он мировой парень будет.
- Ну-ну, докажи... Да ты не торопись, глотаешь, не прожевывая. Забудь о
работе, пока дома.
Александр смеялся:
- Не могу, мама, старшина так приучил. Ух, гроза был! "Я, говорит,
товарищи курсанты, на всю жизнь вам темп, инерцию вырабатываю. Радость
службы не в котлетах, а в пунктуальности и точности. Поэтому, не управился с
едой в положенное время, сам виноват! Встать! И шагом - марш!" Так что,
мама, у меня темп жизни такой...

Тревога

На рассвете в квартире Теремовых длинно и тревожно зазвонил телефон.
Раньше домой командиру полка так никогда не звонили. Проснулись все сразу -
и Николай Петрович, и Лидия Максимовна, и Саша.
Майор поднял трубку, хриплым со сна голосом сказал:
- Слушаю.
Александр прибежал из своей комнаты на необычный звонок. Он остановился
у распахнутой двери. В комнате стоял предутренний сумрак, но Александр
увидел, как изменилось лицо отца.
- Вы ничего не напутали? - строго спросил Николай Петрович и тут же
добавил: - Немедленно дайте сигнал тревоги.
Сыну коротко бросил:
- Одевайся!
Лидия Максимовна бегала по квартире, помогая мужчинам собраться. В
помощи этой не было необходимости - два "тревожных" чемодана в "боевой
готовности" постоянно стояли в передней.
Последние недели были беспокойными. С границы приходили настораживающие
сообщения: то группы немецких офицеров появлялись у пограничной реки, то
слышался рокот множества танков по ночам, то фашистские самолеты залетали на
нашу сторону. Об этом все знали. Военные, да и не только они, понимали, что
это значит.
В семье Теремовых хорошо знали, о чем можно говорить и о чем нельзя.
Поэтому Лидия Максимовна не спрашивала мужа о тревожных слухах. Ждала, пока
он скажет сам, если сочтет нужным. Но как только ударил этот необычный
ночной звонок, Лидия Максимовна сразу все поняла. В голове закружилась,
затрепетала, больно забилась, словно птица, угодившая в сеть,
одна-единственная мысль: "Неужели началось? Неужели война?"
Она не решилась задать мужу страшный вопрос. А он молчал. Только у
двери, когда Николай Петрович уже вышел на крыльцо, спросила:
- Коля, а мне что делать?
- Оставайся здесь. Поговори с женами командиров, успокой детей. Я
думаю, это ненадолго.
По лагерю, в густом еще между деревьев сумраке, мелькали темные фигуры
бегущих красноармейцев. За высокими кустами недалеко от жилых домов, там,
где размещались склады, стучали деревянные повозки, тукали копыта лошадей,
кто-то сдавленно кричал:
- Но-о, прими назад! Прими, говорю, не проснулся, черт лохмоногий!