"Просто совершенство" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 3

Джозеф заметил, что мисс Клодия Мартин облачилась в тот же серый плащ и шляпку, в которых провела весь день. Выйдя за ворота постоялого двора, они вдвоем зашагали по улице мимо конюшни, а затем свернули в переулок, ведущий в поле. Клодия не отставала, маркизу не пришлось подстраиваться к ее шагу. Предлагать руку он ей не стал – почему-то этот жест показался ему лишним.

Уже вечерело, но, по расчетам Джозефа, до ночной темноты еще было далеко. Тучи рассеялись, на небе показалась бледная луна.

– Пожалуй, завтра будет солнечный день, – заметил он.

– Хотелось бы, – согласилась она. – Солнечный свет всегда приятнее ненастья.

Джозеф сам не знал, зачем пригласил ее прогуляться, разве только чтобы расспросить о школе. За минувший день неприязнь Клодии к нему ничуть не уменьшилась – это он видел отчетливо.

– Надеюсь, комнаты не вызвали у вас нареканий, – продолжал вести беседу он.

– Не вызвали, – подтвердила она, – но подошли бы и другие, которые я просила оставить нам, – те, что выходят окнами во двор.

– Там, наверное, шумно.

– Очень, – кивнула она. – Несколько раз мне уже пришлось останавливаться в них.

– Вам нравится шум? – Джозеф повернулся к ней. Клодия смотрела прямо перед собой, высоко вскинув голову. Боже, да ведь она сердится. Неужели на него? За то, что благодаря ему на постоялом дворе к ней отнеслись со всем уважением?

– Нет, конечно, – ответила она. – А еще мне не нравится, когда десяток фонарей светит прямо в окно, в которое несет конюшней. Но это всего лишь комнаты на постоялом дворе, где требуется провести только одну ночь. И я заранее просила оставить их для нас.

– Я в чем-то виноват перед вами, мисс Мартин? – уточнил он.

Эти слова заставили ее повернуться к нему. Она уставилась на него в упор, подняла брови и замедлила шаг.

– Ваш экипаж гораздо удобнее любого наемного, – объяснила она. – Комнаты, отведенные мне и девочкам, значительно превосходят те, где мы должны были поселиться. Ужинать в отдельной столовой намного спокойнее, чем в общем зале. Но все эти мелочи не заслуживают внимания. Безусловно, вы и люди вашего круга принимают их как должное. Но я к вашему кругу не принадлежу, лорд Аттингсборо, и не желаю принадлежать. Более того, я привыкла полагаться только на себя. Я не нуждаюсь ни в защите мужчины, ни в покровительстве аристократа, чтобы пользоваться особыми привилегиями.

Ну и ну! Такой решительный отпор в последний раз ему давали еще в ранней юности. Он посмотрел на Клодию с возросшим интересом.

– Значит, я должен извиниться за старание обеспечить вам удобства?

– Ничего вы не должны! – отрезала она. – С моей стороны было бы крайне неучтиво требовать извинений. Ведь я должна быть благодарна вам. И я действительно благодарна.

– Что-то не заметно, – усмехнулся он.

– И тем не менее это так.

Она чуть не улыбнулась. Уголки ее губ дрогнули. Но демонстрировать подобные признаки слабости она не собиралась, поэтому сжала губы в тонкую линию, устремила взгляд вперед и прибавила шагу.

Пора сменить тему, решил Джозеф. Впредь не стоит оказывать мисс Мартин лишних одолжений, чтобы она не чувствовала себя обязанной.

– Сегодня утром я убедился, что все школьницы опечалены расставанием с мисс Бейнз и мисс Вуд, – вновь заговорил он. – Значит, ученицы, которые платят за свое обучение, никогда не ссорятся с теми, кто учится из милости?

– Напротив, ссорятся, и очень часто, – сухо сообщила она, – особенно когда в школе появляются новые девочки, учащиеся из милости – с простонародным выговором, грубыми манерами, озлобленные на весь свет. И конечно, пропасть между бедными и богатыми никуда не исчезает: после окончания школы их пути расходятся навсегда. Но это любопытный жизненный урок, который мы с другими учителями преподаем, несмотря на все трудности: мы пытаемся объяснить девочкам, что все мы люди, и если не считать привилегий, полученных по праву рождения и благодаря иным обстоятельствам, между нами почти нет различий. Надеюсь, нам удается внушить ученицам уважение ко всем людям, которое они сохранят до конца своих дней.

Этот ответ понравился Джозефу: он прозвучал разумно и здраво.

– Что побудило вас принимать в школу неимущих учениц? – спросил он.

– Моя собственная бедность. Состояние моего отца было майоратным и потому после его смерти, когда мне было двадцать лет, перешло к кузену. Доставшаяся мне доля оказалась, скажем прямо, очень скромной, почти ничтожной. Не будь я ограничена в средствах, я проявляла бы щедрость иными способами. Но мне удалось найти способ не раздавать людям деньги, а оказывать им услуги.

А ведь она могла не делать ни того ни другого.

– И все-таки обучение бедных девочек наверняка обходится вам недешево, – заметил он. – Вы даете им крышу над головой, кормите, одеваете. Из-за них вы не в состоянии принимать в школу больше учениц, родители которых способны платить за обучение.

– Плата за обучение в школе довольно высока. Испытывать по этому поводу чувство вины я не намерена: я убеждена, что мы даем прекрасное образование, а если кто-то из родителей считает иначе, они вправе отослать дочерей в любую другую школу. Кроме того, у школы есть на редкость щедрый попечитель – увы, его имя неизвестно. Больше всего меня тяготит сознание, что я так и не сумею лично поблагодарить его за все.

Городок остался позади, они шагали по проселочной дороге между низкими живыми изгородями, за которыми расстилались поля и пастбища. Легкий ветер овевал лица и приподнимал поля шляпки.

– Значит, если так можно выразиться, у вас есть «платные» и «бесплатные» ученицы, – подвел итог маркиз. – А вы не думали о других различиях? Например, о девочках с физическими недостатками?

– Вы имеете в виду хромых? – уточнила она. – Или глухих? Или отстающих в умственном развитии? Признаться, никогда не думала. Слишком много трудностей пришлось бы преодолевать в этом случае, вы не находите?

– А разве сейчас вы не сталкиваетесь с трудностями?

На некоторое время она умолкла.

– Даже не знаю… Просто не задумывалась. Полагаю, большинство родителей, у которых есть дети с физическими недостатками, особенно девочки, считают, что они не в состоянии учиться вместе с остальными, и даже не пытаются записать их в школу. Но если бы они попытались и обратились ко мне, я… нет, не знаю, что бы я ответила. Смотря о каком физическом недостатке шла бы речь. Обучать хромого ребенка легко, правда, он не сумел бы учиться танцам или участвовать в подвижных играх. Но как быть с глухой ученицей или отстающей в умственном развитии?.. А в целом вопрос интересный.

Клодия повернулась к спутнику с серьезным и одобрительным выражением лица.

– Я должна как следует обдумать его, – сообщила она.

– Непременно выясню, к каким выводам вы пришли, когда мы прибудем в Лондон, – улыбнулся маркиз. – Вы, наверное, всегда мечтали быть учительницей?

Она снова задумалась, и Джозеф заключил, что поддерживать легкомысленные беседы ни о чем она не привыкла.

– Нет, не всегда, – наконец призналась она. – В детстве у меня были совсем другие мечты. Но когда стало ясно, что им не сбыться, передо мной встал нелегкий выбор. Как леди и дочь состоятельного джентльмена, я имела полное право оставаться в отцовском доме и пользоваться материальной поддержкой отца. Полагаю, после его смерти мой кузен был бы вынужден и впредь обеспечивать меня. Или я могла бы начать зарабатывать своим трудом. Я выбрала второе. После этого пришлось снова делать выбор: кем быть – компаньонкой или учительницей? Это решение далось мне без труда. Мне даже думать не хотелось, что я буду на побегушках у какой-нибудь глупой и капризной старухи двадцать четыре часа в сутки. Так я и стала гувернанткой.

Вдалеке залаяла собака. Сумерки сгущались.

Значит, и у нее были мечты. Значит, раньше она не была такой приземленной и прозаичной. Наверное, мечтала о замужестве, а может, и о любви. Почему же вдруг поставила на личной жизни крест еще до двадцатилетия? Она не дурнушка, даже сейчас она выглядит привлекательно, особенно когда чувствует себя непринужденно и хотя бы изредка улыбается. А в юности могла быть премиленькой. К тому же она упомянула о скромном наследстве – не может быть, чтобы среди мужчин не нашлось охотников взять ее в жены. Или ее сердце отдано одному, недосягаемому…

С другой стороны, ему-то что за дело?

– Гувернанткой? – переспросил он, не дождавшись продолжения.

– Сначала – в семье с тремя резвыми детьми, – улыбнулась Клодия. – Я их обожала. Увы, всего через три месяца после того, как я поступила работать к ним, их отца отправили в Индию, и семья последовала за ним. А мне досталась чудовищно избалованная подопечная, которая считала, что высокое положение в обществе дает ей право обращаться с остальными людьми как ей вздумается.

– Тяжко вам с ней пришлось? – усмехнулся он.

– Не то слово, – кивнула Клодия. – А когда я честно объяснила ее брату, что девочка просто не дает мне возможности выполнять мои обязанности, – не жаловалась, просто представила еженедельный отчет, как и было условлено, – то в ответ услышала, что мне платят за то, чтобы я давала его сестре уроки, а если мне не нравится, что со мной обращаются, как с насекомым, я могу поискать другое место.

– И что же вы? – Он продолжал усмехаться. Клодия буквально излучала негодование, вспоминая эту сцену. Ее шаги стали быстрыми и широкими. Похоже, она даже не замечала, куда направляется.

– Собралась и ушла от них. Отказалась от предложенного экипажа, рекомендательного письма и даже от жалованья за последнюю неделю. А через месяц открыла школу в Бате.

– Иными словами, доказали, что вы отнюдь не насекомое, мисс Мартин. И правильно сделали.

Она вдруг рассмеялась и зашагала медленнее.

– Ручаюсь, они и думать обо мне забыли в тот же момент, когда я скрылась за поворотом аллеи. Или еще раньше!

– А по-моему, – возразил он, – эти люди оказали вам услугу, сами о том не подозревая.

– И я всегда так считала, – согласилась Клодия. – Жизнь щедра к тем из нас, кому хватает силы воли на решительные шаги в верном направлении. Однако она очень редко оставляет двери открытыми. Порой нам просто недостает смелости и мы предпочитаем оставаться с той стороны двери, где все привычно и знакомо. Ведь и я могла вцепиться в ту работу, держаться на ней как можно дольше, при этом чувствовать себя несчастной и в конце концов найти другую такую же, утратив всю веру в себя и уже не получая радости от выбранного дела.

– Значит, оно приносит вам радость? – спросил Джозеф. – Я имею в виду преподавание и руководство школой?

Они дошли до места, где проселочная дорога делала крутой поворот. Впереди ворота из жердей отделяли тропу от темнеющего вдалеке пастбища. Путники остановились, как по команде, маркиз положил локоть на верхнюю перекладину ворот и поставил ногу в ботфорте на нижнюю перекладину.

– Да, – подумав, решительно заявила Клодия. – Я счастлива. Кстати, в Лондон я еду еще и затем, чтобы уведомить моего поверенного, что в помощи нашего благодетеля я больше не нуждаюсь. Школа окупается и даже приносит небольшой доход, из которого мне удается откладывать некоторую сумму на старость. Это меня устраивает.

– Завидую, – вырвалось у маркиза неожиданно для него самого.

– Быть того не может, лорд Аттингсборо, – довольно резко отозвалась она, уверенная, что он насмехается над ней. В темноте он так и не различил выражение ее лица.

Засмеявшись, он указал на запад.

– Сегодня мы за весь день ни разу не видели солнца, – напомнил он, – зато теперь можем полюбоваться закатом, который вот-вот закончится.

Обернувшись, Клодия увидела растянувшуюся вдоль горизонта багряно-пурпурную полосу, а потом перевела взгляд выше, на темное небо, где уже высыпали звезды, окружив почти полную луну.

– Невероятная красота, – произнесла она изменившимся, теплым и женственным голосом, исполненным сдержанного томления. – А я заболталась и ничего не увидела. Сколько прекрасного проходит мимо нас незамеченным!

– В самом деле, – поддержал маркиз, глядя на нее.

Оказалось, есть что-то неудержимо притягательное в женщине, которая идет по жизни с гордо поднятой головой и страстно верит в то, что только от нее зависит, будет ли преодолено каждое выпавшее ей испытание. Пожалуй, это не физическая притягательность, хотя Клодия и ее не лишена, но…

Словом, Джозеф ничуть не жалел, что пригласил ее на эту прогулку. Если не считать упреков, все услышанное ему пришлось по душе. И даже подарило слабую надежду…

Она вздохнула, запрокинув голову и глядя в небо.

– Я и не подозревала, что мне так нужна прогулка, – призналась она. – Ходьба восстанавливает силы лучше, чем ранний отход ко сну.

Но счастлива ли она на самом деле? Маркиз задумался: неужели ее не мучает ностальгия, тоска по девичьим мечтам? Жизнь – череда мечтаний, из которых немногие сбываются, большинство забывается, и лишь одна-две остаются мечтами на всю жизнь. Вероятно, умение вовремя отказываться от несбыточных мечтаний и отличает тех, кто преуспевает в жизни, от несчастных и ожесточившихся людей, которым таки не удается оправиться от первых серьезных разочарований. Или от тех, кто витает в облаках, грезит наяву и, в сущности, только мечтает, а не живет.

– Я и вправду завидую вам, – снова сказал он. – Вы не бредете послушно по той колее, которую предлагает вам жизнь, а сами целеустремленно прокладываете себе путь. Этим нельзя не восхищаться.

Она взялась рукой в перчатке за верхнюю перекладину ворот, недалеко от его локтя, повернулась к нему, но ее лицо осталось почти неразличимым в темноте.

– А разве вы поступаете иначе? – спросила она тоном строгой учительницы, требующей ответа от ученика.

Он усмехнулся:

– Тому, кто с рождения носит титул маркиза и знает, что когда-нибудь станет герцогом – со всем состоянием, привилегиями и ответственностью, которые прилагаются к этому титулу, – не суждено думать о выборе нового пути. Этого он просто не может себе позволить. Мешает долг.

Правда, однажды он предпринял рывок к свободе…

– Выбор есть всегда, – возразила она. – Незачем облегчать себе жизнь. От исполнения долга можно отказаться – или же исполнять его, тратя поменьше душевных и физических сил. А можно действовать целеустремленно и решительно, с намерением преуспеть.

– Надеюсь, это не завуалированный вопрос, мисс Мартин? – рассмеялся он. – Вы не собираетесь спросить, к какой из этих трех категорий отношусь я?

– Нет! – Клодия покачала головой. – Прошу прощения, я просто привыкла поучать своих девочек. Признаться, я считаю, что решимость, энтузиазм и целеустремленность искупают любые грехи и помогают преодолевать любые препятствия. Бездействие – вот чего я терпеть не могу. Сидеть сложа руки – значит понапрасну тратить время.

В таком случае он наверняка заслужил бы ее осуждение. Да, он хорошо учился в школе и всегда стремился к совершенству. С самого детства он был неутомимым и ненасытным читателем, проводил немало времени с управляющим своего отца, узнавал все, что полагается знать хорошему хозяину и крупному землевладельцу, пристально следил за событиями в верхней и нижней палатах парламента, поскольку готовился стать членом последней – разумеется, если переживет отца. Но отца все его старания только раздражали. «Ты как будто ждешь не дождешься моей кончины», – сказал он однажды, когда насквозь промокший, грязный и счастливый Джозеф вернулся в Энбери после осмотра новой дренажной канавы.

Именно поэтому взрослая жизнь Джозефа была преимущественно праздной – как у большинства его сверстников. Он следил за делами в скромном поместье Уиллоугрин, которое отец подарил ему на двадцать первый день рождения, но бывал там не так часто, как надлежало, потому что не хотел оставлять Лиззи в Лондоне. Жизнь Джозефа не была отмечена ни особыми пороками, ни излишествами – в отличие от жизни большинства тех же сверстников. Он выдавал жалованье слугам, вовремя оплачивал счета и щедро жертвовал средства на благотворительность. Азартными играми не увлекался, дамским угодником не слыл. Чередой кратких амурных связей, относящихся к временам своей ранней юности, он и вправду мог похвалиться, но потом появилась Соня, затем Лиззи, а незадолго до нее была Барбара. В то время Джозефу не исполнилось и двадцати пяти.

Он сжал пальцы на перекладине ворот, разжал их, глядя вдаль, на светлую полосу угасающего заката. Уже несколько лет его жизнь была безрадостна и пуста, словно утратила краски – все, кроме многочисленных оттенков серого. Пассивная жизнь, растительное существование.

Но теперь наконец его подталкивают к гигантскому шагу, которого он намеренно избегал долгие годы. Год еще не успеет завершиться, как он станет супругом Порции Хант. Изменит ли этот брак его жизнь к лучшему, придаст ли ей сочный колорит? Сразу после свадьбы он постарается исполнить свой основной долг – обзавестись наследником. Может, рождение ребенка вернет ему вкус к жизни… правда, при мысли о будущем отцовстве у него щемило сердце, как от горя.

Потому что Лиззи будет всегда.

Джозеф вдруг спохватился и понял, что они молчат уже некоторое время, а он по-прежнему сжимает и разжимает пальцы в нескольких дюймах от руки мисс Мартин.

– Думаю, нам пора возвращаться, – произнес Джозеф, спуская ногу с нижней перекладины ворот на землю. – Ветер похолодал.

Она снова зашагала рядом с ним, но попыток возобновить разговор не предприняла. Как ни странно, в ее компании Джозеф ощущал непривычное спокойствие и умиротворенность. Пригласи он на прогулку мисс Хант или почти любую другую знакомую даму, он счел бы своим долгом поддерживать светскую беседу, даже если бы им было нечего сказать друг другу.

Мисс Клодия Мартин – женщина, достойная уважения, думал Джозеф. Твердости характера ей не занимать. Пожалуй, он смог бы даже привязаться к ней, если бы узнал поближе.

Ее дружба с Сюзанной его уже не удивляла.

– Завтра утром отправляемся в то же время? – осведомился он уже на постоялом дворе, сопровождая мисс Мартин вверх по лестнице.

– Мы с девочками будем готовы вовремя, – отрывисто пообещала она, снимая перчатки. – Благодарю вас за прогулку, лорд Аттингсборо. Я нуждалась в ней, но ни за что не решилась бы разгуливать в незнакомых местах одна. Увы, быть женщиной не всегда удобно.

Он улыбнулся и принял ее протянутую руку. Но вместо того, чтобы вежливо пожать и отпустить ее, чего ждала мисс Мартин, поднес к губам.

Она решительно высвободила руку, отвернулась, не произнеся ни слова, и скрылась в комнате. Отчетливо щелкнул дверной замок.

Досадный промах, понял Джозеф и нахмурился, глядя на закрытую дверь. Мисс Мартин не из тех женщин, которым часто целуют руки. Ее рукопожатие было крепким, почти мужским, а не безвольным и вялым, как у женщин, ждущих от мужчин проявлений галантности.

Черт, как же он сглупил!

Он сошел с лестницы и отправился на поиски хоть какой-нибудь компании. Судя по шуму, доносящемуся из общей столовой, большинство постояльцев и не думали укладываться спать.

Вот и хорошо. Потому что Джозефа внезапно охватило непривычное и тоскливое чувство одиночества.

Флора задремала, склонив голову набок и приоткрыв рот. Эдна задумчиво смотрела в окно экипажа. Как и Клодия.

Однако она хмурилась и наблюдала главным образом за маркизом Аттингсборо, который успел сменить коня и выглядел таким же свежим и элегантным, как вчера утром, при выезде из Бата. Все-таки он удивительно хорош собой и обаятелен. Мало того, как ни досадно в этом признаваться, он прекрасно умеет поддержать компанию. Вчера Клодия осталась всецело довольна и прогулкой, и беседой. Нечасто ей удавалось провести вечер в обществе джентльмена.

А потом он все испортил и заодно напомнил о первом впечатлении, которое произвел на нее, одним-единственным жестом: поцеловал ей руку, желая спокойной ночи. И теперь Клодия была страшно зла на него. Ведь ей казалось, что они ведут разумный разговор на равных! Она не какая-нибудь пустоголовая кокетка, поэтому в крохах его галантности не нуждается!

Клодия заметила, что вновь начинается дождь: все утро он то начинал моросить, то утихал. Но на этот раз одной изморосью небеса не ограничились. Не прошло и нескольких минут, как дождь усилился.

Экипаж остановился, кучер слез с козел, послышались голоса, потом распахнулась дверца, и по ступенькам подножки поднялся маркиз. Клодия поспешно подвинулась, освобождая место на сиденье рядом с собой. Однако сиденья в экипаже не отличались шириной, а пространство внутри кареты – размерами. Маркиз вмиг занял и то и другое. Флора вздрогнула и проснулась.

– Дамы, – заговорил маркиз, улыбаясь и роняя капли дождевой воды повсюду, в том числе и на обивку сиденья, – прошу меня простить, но пока не кончится дождь, часть пути я проделаю вместе с вами в экипаже.

– Карета ваша, – пожала плечами Клодия.

Он с улыбкой повернулся к ней, и она невольно вспомнила теплое прикосновение этих губ к ее руке.

– Надеюсь, лишних неудобств я вам не доставлю, – произнес он, – и путешествие будет не слишком утомительным. Впрочем, рассчитывать на это не стоит. Путешествия всегда утомительны.

И он одарил улыбкой каждую спутницу.

В присутствии маркиза Клодия вдруг ощутила нечто вроде удушья – на редкость нелепое ощущение. Почему дождь начался так некстати? В карете запахло сырой тканью и мужским одеколоном. А еще лошадью, как вчера. Несмотря на все старания Клодии вжаться в стену, на каждом дорожном ухабе она соприкасалась плечом с маркизом.

До чего же глупо было так разволноваться – будто она девчонка или жеманная старая дева. Какой вздор!

Маркиз расспрашивал девочек о школе, подбирая слова так, что даже Эдна отвечала вразумительно, а не просто краснела и хихикала. Вскоре обе ученицы почувствовали себя непринужденно. И конечно, маркиз ничуть не смущался, словно каждый день разъезжал в экипаже с двумя вчерашними выпускницами школы и их директрисой.

– Вчера вы говорили, – продолжал маркиз, устроившись в углу и согнув длинные ноги в заляпанных грязью ботфортах так, чтобы не стеснять попутчиц, – но Клодия не могла не замечать их, – что уже знаете, чем займетесь, и твердо рассчитываете на успех. А о чем вы мечтаете? Всем людям свойственно мечтать. Как бы вы жили, если бы сбывалось любое ваше желание?

Флора выпалила, не особо задумываясь:

– Я вышла бы за принца! Жила бы во дворце, сидела на золотом троне, день-деньской носила бриллианты и меха и спала на пуховой перине!

Все невольно заулыбались.

– Фло, чтобы сидеть на троне, надо выйти замуж за короля, – напомнила неисправимая реалистка Эдна.

– Ну, это легко устроить, – отмахнулась Флора. – Отец принца может трагически погибнуть через день после нашей свадьбы. У моего принца будет двадцать младших братьев и сестер, у меня – десяток малышей, и все мы заживем во дворце одной большой веселой семьей!

От полноты чувств она вздохнула и засмеялась. Последние подробности растрогали Клодию: она знала, что Флора на свете одна как перст.

– Достойная мечта, – заметил маркиз. – А вы о чем мечтаете, мисс Вуд?

– Я? – переспросила Эдна. – Открыть лавочку, какая была у мамы с папой, только книжную. Целыми днями меня окружали бы книги, я продавала бы их людям, которые любят книги так же, как я, и… – Она осеклась и зарумянилась.

За всю поездку Клодия впервые услышала из ее уст такую продолжительную речь.

– И одним из покупателей стал бы прекрасный принц, – подхватила Флора. – Только, пожалуйста, не мой принц, Эд!

– Может, Эдна мечтает вовсе не о принце, – вмешалась Клодия. – А о том, кто любит книги и поможет ей управлять книжной лавкой.

– Ну и зря, – заявила Флора. – Почему бы не схватить звезду с неба? Мечтать так мечтать! А вы, милорд? О чем мечтаете вы?

– Да-да! – встрепенулась Эдна, впиваясь в него взглядом. – Но ведь у вас уже есть все, о чем только можно мечтать! – Выговорив эти слова, она вспыхнула и прикусила губу.

Клодия вскинула брови, но промолчала.

– Каждому есть о чем мечтать, – возразил маркиз, – даже тем, у кого столько денег, что трудно придумать, на что их можно потратить. Есть ценности, которые ни за какие деньги не купишь. Хотите знать мою заветную мечту? Дайте-ка подумать…

Он скрестил руки на груди и умолк. Взглянув на маркиза, Клодия заметила в его глазах улыбку.

– Знаю! – наконец объявил он. – Любовь. Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни.

Девочки были очарованы. Эдна восторженно вздохнула, Флора всплеснула руками. Клодия скептически повела бровью. Ясно как день: маркиз дал ответ, которого ждали его слушательницы. Для него это всего лишь романтический бред, а не заветная мечта.

– А о чем мечтаете вы, мисс Мартин? – вдруг спросил он, обратив на нее взгляд смеющихся глаз. На мгновение она задумалась о том, каково это – быть самым дорогим, что только есть в жизни такого человека.

– Я? – переспросила она, указывая на себя. – Ни о чем. Все мои мечты уже сбылись. У меня есть школа, ученицы и учительницы. Вот и вся моя исполнившаяся мечта.

– Сбывшиеся мечты не считаются, – заявил маркиз. – Правда, юные леди?

– Конечно, не считаются, – закивала Флора.

– Так не пойдет, мисс. Рассказывайте, – попросила Эдна.

– Правила игры надо соблюдать, – поддержал их маркиз Аттингсборо, поворачиваясь к Клодии и распрямляя плечи, которые затекли в тесном углу. Вблизи его глаза казались пронзительно-синими.

Что еще за игра? При чем тут правила? Клодия растерялась, но поняла, что трое попутчиков твердо вознамерились добиться от нее ответа. Ну что же, можно и поболтать.

Но раздражение не покидало ее.

– Сейчас, только подумаю… – пробормотала она, стараясь держать себя в руках, не покраснеть ненароком и никого не смутить. Оказалось, две ученицы и знатный джентльмен способны поставить ее в тупик вопросом.

– Мы подождем, – пообещал маркиз. – Верно, юные леди?

– Да, – хором ответили Эдна и Флора.

– Нам совершенно некуда спешить, – добавил он.

– Так вот, моя мечта… – наконец заговорила Клодия. – Я хотела бы жить вдали от города, в маленьком коттедже с соломенной крышей, посреди сада, и чтобы в нем цвели мальвы, нарциссы и розы. Разумеется, не круглый год, а в свое время.

– Жить одна, мисс Мартин?

Она нехотя взглянула в смеющиеся глаза собеседника и поняла, что он вновь превратил ее в развлечение. Маркиз улыбался, показывая белые, идеально ровные зубы. Если и существовал на свете джентльмен, способный вызвать у нее большее раздражение, чем маркиз, знакомиться с ним Клодия решительно не желала.

– Ну пожалуй, я завела бы собачку, – добавила она, приподняла брови и мысленно приказала собеседнику сменить тему.

Он выдержал ее взгляд, негромко усмехнулся, а Эдна захлопала в ладоши.

– У нас раньше был песик! – воскликнула она. – Я так любила его! Вот будет у меня книжная лавка, непременно заведу собаку.

– А я хотела бы держать лошадей, – призналась Флора. – Целую конюшню. По одной для каждого дня недели. И чтобы у каждой была алая уздечка с бубенчиками.

– Да? – Маркиз наконец перевел взгляд на окно со стороны Клодии. – Вижу, дождь закончился. Даже голубое небо кое-где проглядывает, только очень ненадолго, можно и не заметить.

Он привстал, протянул руку и постучал по передней стенке экипажа, приказывая кучеру остановиться.

– Опять поеду верхом, – сообщил он. – Не буду больше вас стеснять, дамы.

– О-о… – с явным сожалением протянула Эдна, тут же вспыхнула и смутилась.

– Мне тоже очень жаль, – сказал маркиз. – Час прошел на редкость приятно.

Он вышел из экипажа и прикрыл за собой дверцу, оставив аромат своего одеколона. Однако он, как и воодушевление, которым он заражал попутчиц, быстро улетучился, а на смену пришло неприятное ощущение сырости и пустоты. Значит, мрачно подумала Клодия, тем, кто привык к мужскому обществу, без мужчин никак не обойтись? А без них одолевает тоска и скука?

К счастью, Клодии вспомнились двое учителей ее школы, мистер Аптон и мистер Хакерби. Когда по вечерам они уходили домой, никому и в голову не приходило огорчаться, в том числе и ей. И мистер Кибл был для нее всего лишь привратником, и не более того.

Клодия недовольно смотрела, как маркиз Аттингсборо легко вскочил в седло – в эту минуту он был почти неотразим. Ее раздражение быстро перерастало в стойкую неприязнь к этому человеку. Джентльмен не имеет ни малейшего права очаровывать дам, которые вовсе не желают быть очарованными.

– Какой милый джентльмен! – вздохнула Флора, тоже глядя вслед маркизу. – Был бы он лет на десять помоложе!..

Эдна тоже вздохнула.

– Лондон уже совсем близко, – попыталась подбодрить их Клодия, – а там мы снова увидимся с виконтессой Уитлиф.

Сюзанна и Питер любезно пригласили девочек пожить у них в особняке на Гросвенор-сквер, пока новоиспеченные гувернантки не приступят к своим обязанностям.

– И к тому же там малыш! – оживилась Эдна. – Как вы думаете, мисс, виконтесса покажет его нам?

– Мало того, будет рада случаю показать, – заверила Клодия, ощутив укол чувства, подозрительно похожего на зависть. Сюзанна родила малыша Гарри всего месяц назад.

– Может быть, даже даст нам его подержать! – Радость Флоры была неподдельной. – В сиротском приюте я часто нянчилась с малышами. Больше всего на свете люблю маленьких!

Экипаж катился дальше, некоторое время маркиз Аттингсборо ехал бок о бок с ним. Он наклонился, заглянул в окно кареты и встретился взглядом с Клодией, улыбнулся и прикоснулся к полям шляпы.

Она уже не в первый раз горько пожалела о том, что он так щедро наделен мужской привлекательностью. Это не значило, что ей не по душе мужественные джентльмены и что она предпочитает им изнеженных и женоподобных. Но к этому человеку природа проявила возмутительную благосклонность. Хуже того – он явно сознавал свою власть. Клодия надеялась лишь на то, что после прибытия в Лондон больше не увидится с ним. Ее жизнь совсем недавно стала спокойной, почти безмятежной. У Клодии не было ни малейшего желания превращать ее в водоворот событий и особенно страстей, с которыми она боролась с тех пор, как ей минуло двадцать, и, как ей казалось, наконец-то одержала победу.

Маркиз Аттингсборо нестерпимо раздражал ее.

Рядом с ним она чувствовала себя неуютно.

Сам того не подозревая, он каким-то образом напоминал ей: несмотря на все успехи последних пятнадцати лет, она по-прежнему остается женщиной.